Я зашла в комнату кошек. Тигра вылизывала своих подопечных, которые рядом с ней выглядели счастливыми.

– И я счастлива! – сказала я, потрепав за гладкую шерстку Тигру.

Она оторвалась от кропотливого дела, заглядывая большими глазами мне в душу. И вот она, женская солидарность; её взгляд отражал безоговорочное понимание.

Подросшие котята устроили настоящие бои. Восемь из них расположились по кругу, наблюдая, как дымчатый котенок с огромным пятном на мордочке, которое смотрелась, как маска (потому я называла его «Зорро»), тормошил черного за косматую холку. А ещё говорят, что животные глупые и совершенно не умеют думать. Посмотрели бы те люди арену кошачьих гладиаторов!

Накормив здоровых дворняжек, я сфотографировала их, чтобы выложить на сайт нашего приюта. Таким образом мы ищем для них тёплое пристанище и новых хозяев.

В другом зале с больными животными, я провела доскональный осмотр пациентов, уделяя особое внимание Барону. Маленький Бигль отказывался от еды и почти не двигался. Он был очень плох и выглядел крайне несчастным. Моё сердце наполнилось искренней жалостью. Печальная мысль, что Барон не выкарабкается, отравляла во мне оптимиста.

Когда я собралась домой, Степка уже ожидал меня в машине.

– Заберём Лильку по пути, и я тебя докину.

Лилька с бантиком из шоколадных волос на голове устало нырнула в машину. Всю дорогу Степка и я судачили о моих кавалерах, а Лилька понимающе кивала.

– Тебе нужно развеяться и сходить в общественное место, например, в ночной клуб. Мы сто лет там не были! Мой домовенок же отпустит меня?

Я засмеялась, потому что нежный псевдоним Стёпы из уст сумасшедшей Лильки звучал насмешливым образом.

Пока они разбирались в отношениях, я прочитала смс от Ильи.

«Очень скучаю, малышка. Сегодня я до ночи работаю. Очень жаль, что не увидимся.»

Сначала я сомневалась насчёт похода в клуб. Всё-таки будучи девушкой несвободной, мне бы в пору сидеть дома под тёплым пледом и с любовной книжкой в руках. Хотя, в конце концов, я же не в монахини подалась! Я обязательно поставлю в известность Илью. Завтра…ну или послезавтра… или через неделю… в общем, когда-нибудь точно!

Лилька поднажала на Степку, и тот в силу податливости мягкого характера уступил ей. Мы условились встретиться у меня, после чего зажжем в молодежном клубе «Драйв».

Стоя под тёплым душем, мне вспомнились нагое тело Алекса и его вздутые мышцы. Интересно, как он отреагировал на моё отсутствие на вчерашнем уроке? Совесть начинала надоедливо пищать о том, что я поступаю с ним нечестно.

Я поужинала макаронами по-флоцки, приготовленными на скорую руку, и занялась внешним видом, потратив всего 2 часа 15 минут, что становится на грани фантастики. Сверху стояла безмолвная тишина. Может Алекса нет дома?

К десяти приехала Лилька, разодетая и при полном боевом раскрасе. Мы открыли добрую бутылочку шампанского и завели душещипательную беседу.

– Снова всё, как в старые добрые времена: ты, я, шампанское и ночные приключения. – сказала Лилька, разваливаясь на диване с бокалом. – А помнишь наш первый визит в клуб?

Я мечтательно улыбнулась, вспоминая, как на первом курсе института мы и две подружки гуськом ковыляли в ночное заведение. С виду нас было трудно назвать совершеннолетними, и потому переживания, что на входе потребуют паспорт, вызывали нервную дрожь в ногах. Охранники словно чувствовали отчаянный страх веселой четверки и, внимательно осмотрев нас с головы до ног, спрашивали про возраст. И тогда Лилька сокрушалась на них всяческими ругательствами. Ведь она девушка, а у девушки неприлично расспрашивать о годах. Они невозмутимо скрещивали руки на груди, наблюдая за разъяренной Лилькой. И нам ничего не оставалось, как попытать свое счастье в другом клубе, котором пускали всех в подряд без разбора.

– Конечно, помню. Один из охранников напоминал мне нашего преподавателя по анатомии; такой же худой и занудный.

– Ты о Педанте? – спросила Лилька. – Ему тогда от силы лет тридцать было, а мы все такие красавицы в белых халатиках. Он был неравнодушен к тебе!

– Да уж. Особенно, когда я упала в аудитории!

Лилька застыла с выражением глубокого мыслителя, напрягая долговременные отделы памяти.

– Это когда случилось?

– Ты тогда болела и не ходила на пары. Началась перемена. В кабинете оставалось не больше семи человек, и весь мой ряд был пустой. Сам Педант остался в своей подсобке с Менделеевым. Там ещё стояли огромные ботинки не меньше 45 размера и несколько скелетов животных. У меня под халатом была короткая юбка в складочку. Я спокойно качалась на стуле, закинув нога на ногу, в пол-оборота болтая с Юлькой, которая сидела за партой в соседнем ряду. И тут я вспомнила, что пропустила последние слова Педанта. Позади меня сидела Галька, которая вышла в коридор, и я решила посмотреть ее записи. С силой откинувшись на стуле за тетрадкой, её хлипкая парта не выдержала моего натиска и сразу же поползла назад, а за ней ещё три штуки. Затем раздался оглушительный грохот на весь кабинет. Педант вышел из кабинета как раз, когда я летела вместе с партами кверху ногами. Его лицо побелело, а глаза налились кровью. И как ты думаешь, он отреагировал? Вместо того, чтобы узнать остались ли целы мои кости, он злобно прошипел: «Екатерина, вы мне всю мебель переломаете!», а Менделеев тихонько посмеивался за его спиной.

Лилька покатилась со смеху, сожалея, что не присутствовала при этом лично.

– Признаться честно, я все равно больше не переваривала Менделеева. – сказала она. – Потому что он был моим мучителем целый год.

В голове всплыл образ Виталия Альбертовича по прозвищу Менделеев: то был низенький упитанный мужичок с округлым пузом и отклянченной пятой точкой. Выглядел он на все сорок пять, а за плечами всего тридцать лет холостяцкой жизни. Амбре, исходящее от его рыжеватой бороды, смешивало в себе запах сигарет и неухоженных зубов. Прической и пушистыми бакенбардами он смахивал на Менделеева, потому и получил соответствующее прозвище среди студентов. Его ехидная улыбка и каверзные вопросы отдавали пошлостью и дурным нравом. Лильке он уделял повышенное внимание, тогда как ко мне испытывал полный нейтралитет. Чего не скажешь о Евгении Викторовиче по прозвищу Педант, который любил донимать исключительно меня. Его внешность очень соответствовала псевдониму: коротко остриженные волосы, крупные черты лица, нижняя губа казалась намного толще верхней. Благодаря его высокому росту и худобе, он значительно выделялся из толпы, а заходя в аудиторию, сперва показывался длинный нос, а затем он сам. Всегда при галстуке и костюме, он никогда не пользовался общественным транспортом. Оставалось только догадываться с целью экономии иль здорового образа жизни. Он выглядел намного старше, и виною тому был не внешний вид, а манера подачи себя окружающей публике. Он всегда держался со всеми строго и соблюдая субординацию.