«Он не слышит? Надо звать на помощь! Вскрывать дверь», – Яна помчалась к ресепшену, выбежала на маленький пятачок внутренней палубы с административными помещениями и замерла от неожиданности. Из дверей парикмахерской доносился знакомый художественный свист.

Возле кресла, где сидел совсем не похожий на себя постриженный и побритый Данила, суетилась девчонка-парикмахер, смахивающая на пол длинные пасмы темных волос.

Закончив работу, она выжидательно уставилась на своего клиента.

– Ну, хватіт свистіти. Пора розплачуватися.

– А что так строго? Ножницы затупились?

– Затупілісь. Я з вами дві години возилася, за цей час могла обслужити трьох клієнтів. Тому сума буде в три рази більше прейскуранта.

Он достал из кармана сто долларов и протянул ей.

– Возьмите, сколько надо.

Девчонка схватила купюру и спрятала под фартук в карман. Волнуясь, протянула своему клиенту сдачу – несколько мятых мелкого достоинства гривен. Данила взял их, прошелестел между пальцами и улыбнулся:

– Я вам больше ничего не должен?

Яна решительно шагнула к наглой девчонке.

– Пойдем, выйдем, подруга.

– Я працюю. Відстаньте.

Данила, услышав голос Янины, поднялся с кресла, приглаживая свою новую прическу.

– Что, плохо постригла?

– Да нет, красавцем стал. Мне интересно, сколько стоит здесь эта услуга – стрижка трех клиентов? Дайте мне прейскурант, – требовала Яна.

Из подсобки вышла яркая толстуха со стопкой полотенец.

– Что случилось? Клиент недоволен? – поинтересовалась она.

– Сколько стоит мужская стрижка? – стараясь говорить спокойно, спросила Яна.

– Шестьдесят гривен.

– А в долларах это сколько?

– Десятка.

«Ладно, проглотим это вранье, может, здесь на корабле, на закрытой территории, свой курс».

– Данила, сколько там тебе дали сдачи?

Он протянул три мятых бумажки: пять, пять, десять гривен.

– В школе плохо училась? Помочь посчитать? – наступала на наглую девчонку Яна.

Толстуха вспыхнула:

– Раз он принял такую сдачу, то остальное на чай.

– А не лопнете от количества чая? За девяносто долларов?

Данила удивленно поднял брови:

– А что, там была сотка?

– Сейчас проверим. Она лежит у нее в кармане брюк, – подсказала Яна.

Толстуха выжидающе вытянула руку перед девчонкой-парикмахером. Та нехотя извлекла купюру в сотню долларов.

– Простите ей. Для ветеранов услуга бесплатная.

Толстуха протянула деньги Яне.

Данила присвистнул и направился к двери, аккуратно минуя проем. И уверенно пошел по коридору, ведя рукой по стене, насвистывая болеро Равеля.

Яна двинулась за ним. За спиной женщины выясняли отношения.

– Навіщо все віддала?

– Він же афганець. Він тобі за це голову відкрутить. Вони ж всі такі…

Яна догнала Данилу на лестнице. Было непривычно видеть его стриженый затылок. Волосы были вымыты, пахли дешевым парфюмом.

– Ты что это сотками разбрасываешься?

– Мелких у меня нет. Но ведь ты вернула купюру. И я побрит и пострижен.

– Так ты на это и рассчитывал?

– Ну как сказать, отчасти да. Ты же услышала мой молодецкий посвист.

– Слушай, я тебе не сивка-бурка…

Вошли в каюту, и Яна устало опустилась на свою койку. Данила сразу пошел в душ.

Она свернулась калачиком, повернувшись к стене, чтобы не разглядывать его, когда он будет искать себе одежду, одеваться. Слышала, как открылась душевая, но по звукам никак не могла определить, что он делает. Данила двигался абсолютно неслышно.

– Мы опаздываем на обед. Если ты готов, то пойдем.

– Да, я готов.

Она повернулась, чтобы встать, и застыла. Он стоял перед ней в свежей рубашке. Лицо его было совсем незнакомо. Мог бы рекламировать какой-нибудь шампунь или пасту для бритья. Глаза серые, стальные, смотрят сквозь нее. Красавчик.

– Ну как, теперь я тебе нравлюсь? – он не спросил, а констатировал.

– Посмотрим, что будет дальше, – отозвалась Яна.

Тяжелая ночь

В столовой было совсем немноголюдно.

– Сегодня опять рыба, – объявила Яна.

– А почему мало народу? – не слушал ее Данила.

– Откуда ты знаешь? – удивилась она.

– Меньше шума, клацанья вилок о тарелки, разговоров, – просто объяснил он.

– Ну, мы же немножко опоздали, – пожала она плечами.