– Не был ни разу, хотя в Жировичи ездил. А где там служите?

– Мы мирские. Едем на лечение.

– Ну, помогай вам Господь! Я тоже еду лечиться. Сахарный диабет у меня.

– А в какую клинику? – спросил Данила.

– На Гроб Господен плыву. Вот моя клиника. Там и полечусь. С нами в группе старец Василий путешествует. Подойдите к нему за благословением. Он молитвенник хороший, помолится за вас.

– Непременно сейчас же пойдем, – неласково ответил Данила.

– Да, любое дело надо начинать с благословения.

– А то что же?

– Не полезно оно для вас будет, даже если свершится.

– Да уж сами разберемся.

«Какой он колючий, – думала Яна, слушая этот диалог. – На контакт не идет. Оценки всегда жесткие, разговор обрывает грубо».

Пока она не уставала от своих обязанностей. Провожала своего подопечного в ресторан, накладывала на тарелку еду. Водила за руку по лестнице. Иногда пыталась его причесать, тогда Данила хватал ее руку. Было даже больно. Выкладывала каждый день свежее белье, но он упорно надевал одну и ту же противно зеленую майку. На прогулке Яна пыталась рассказать Даниле, что видит: море, жемчужный след за кораблем, спины дельфинов, чаек, которые садились на палубу. Он остановил ее. Тогда она перестала рассказывать про «красивости» и бросила его одного на палубе.

В каюте их мучала жара и духота. Однажды утром он вышел из душа совершенно голым, будто был совершенно один. Пошел к чемодану, нащупал махровое полотенце и, не спеша, обернулся им.

– Слушай, ты всегда так хорошо чувствуешь, где находится человек, поворачиваешься туда, куда надо, имея свои какие-то ориентиры, а сейчас, что ты делаешь? Демонстрируешь, что меня нет? Или демонстрируешь свой зад и попутно все остальное? С тобой в каюте едет девушка. И ты что, специально ее смущаешь или оскорбляешь? А может, ты соблазнить меня таким образом хочешь? Если ты это еще раз так сделаешь – я уйду! – дрожащим голосом отчитывала его Яна,

– Аки посуху…

– Ты еще и издеваешься?

Он вдруг как-то странно застыл. Потом подошел очень близко и, будто вглядываясь в ее лицо, спросил:

– Ты плачешь?

– Я не плачу, – отвечала она, вытирая слезы. – Я ненавижу тебя.

– Это за что же?

– За твою нестиранную вонючую майку, за твою всклокоченную в крошках и макаронах бороду, за твою лохматую голову. Ты как Маугли – не говоришь, не общаешься и показываешь, что тебе на всех наплевать. Мне надоело видеть недоуменные взгляды пассажиров, когда я тебя веду в ресторан – вижу, как переглядываются официантки. И еще я знаю точно, что ты это делаешь нарочно.

– Нарочно?

– Да, нормальный цивилизованный человек не может не знать, как себя вести. Мне стыдно быть рядом с тобою, и я с ужасом думаю, что мне придется идти по улицам чужого города с таким вот…

– А я не хочу ничьей заботы. Я не люблю, чтобы кто-то вламывался в мою жизнь. Я не нуждаюсь ни в чьей жалости и никого ни о чем не прошу.

– A ты попробуй, попроси. Бывает полезно.

– Да, я знаю таких, которые стоят в переходах с шапочкой. Просят и кланяются.

– Я совсем не об этом. Помощь может быть другая – поддержка моральная, психологическая.

– Поддержка? Где же ее искать? Страна нас бросила, предала. Я сижу на шее у сестры. Я не могу заработать на себя. Она собирала эти деньги три года. А надо было ехать раньше. Сейчас, возможно, мне ничего не поможет. И сказать не могу ей об этом – все-таки надежда. А мне уже пофиг.

– Вот все, что ты делаешь, наполнено пофигизмом.

– Ладно, кончай мозги промывать. Что ты хочешь? Постричь меня? Валяй, может, не так жарко будет.

– Знаешь, мне твоих одолжений не надо. И стричь я тебя не собираюсь. Здесь есть парикмахерская.

Яна выскочила из каюты. В узком коридоре хвост процессии, которую обогнать невозможно, и она пошла вслед за людьми, которые пели: «Святой угодниче, Николае…» Где-то впереди поблескивали хоругви. Крестный ход на корабле? Молящиеся завернули в бильярдную, где расположилась походная церковь для паломников. Яна двинулась за ними. Простенький походный иконостас, два ведра с песком, где ставят свечи. Несколько женщин в платках, старцы в ветхих черных подрясниках, дети из семейного детского дома. Парочка любопытных туристов.

– Деточка, на вот, плечи закрой, – тронула Яну за плечо женщина неопределенного возраста в белом платочке и протянула ей такой же белый платок.

Казалось, время здесь остановилось. Было спокойно, и мысли в голове принимали порядок: «Мне надо выполнить свое обязательство и более ничего. Все остальное меня не касается».

Послышался звонок на обед. Надо было спешить к Даниле. Яна побежала по коридору к каюте, дернула дверь, она не поддалась.

– Данила, открывайте! Данила-а-а!