Но было неизвестно, придется ли оно ко времени разбора дела.

В субботу я бегал на очередные занятия из одного медресе в другое. Не терпелось скорее закончить все лекции, чтобы как можно раньше попасть в канцелярию казия и послушать показания подкупленных свидетелей на разбирательстве дела бая.

Сколько бы я ни торопился, я не мог изменить ни очередности, ни продолжительности занятий.

Как только закончилась последняя лекция, я чуть ли не бегом пустился в путь и добрался до места за пятнадцать минут до начала занятий. Посмотрел туда-сюда — канцелярия была полна тяжущихся, но тех, которых я искал, не было видно.

Огорченный, я уселся у двери в ряду моих товарищей, которые, так же как и я, ожидали начала лекции кази-калона.

Постепенно все, кто должен был присутствовать на занятиях, собрались. Группа слушателей, занимавшихся у кази-калона до нас, уже вышла. Мы заняли просторную комнату канцелярии кази-калона; в ней же он проводил занятия с учащимися медресе. Ученики расселись на полу, от передней стены комнаты до самых дверей, подобно собранию маддахов — проповедников и чтецов священных историй.

Я был сегодня среди тех, кто пришел к кази-калону заблаговременно. В комнату я вошел одним из первых и успел занять место впереди, прямо против того окна, у которого сидел кази-калон. Обычно такие места занимали те из моих товарищей, которые обладали сильными плечами и здоровенными руками. Они становились у входных дверей и не давали пройти вперед таким ученикам, как я. Сами же они старались садиться как можно ближе к кази-калону, чтобы быть у него на глазах.

В промежутке между занятиями с двумя группами кази-калон успевал разбирать несколько тяжб. И в этот день, используя время до начала занятий с нашей группой, он опрашивал тяжущихся, находившихся снаружи, на террасе.

Когда было закончено разбирательство того дела, которое начало слушаться до моего прихода, на циновку уселась следующая группа. Наконец ушли и они.

На циновку села третья группа тяжущихся. Это и были те, которых я ждал, — бай и его ответчики.

Я весь обратился в слух, не сводя с них глаз.

Казий взял из рук служителя прошение бая, снова задал те же вопросы, что и два дня назад, и выслушал те же ответы. Когда на вопрос, имеет ли бай подтверждающий его иск документ, или у него есть свидетели, тот ответил, что у него есть свидетели, казий сказал:

— Представьте своих свидетелей!

Бай подал знак привезенным мной из Розмоза «свидетелям», которые уже стояли за его спиной. Те уселись рядом с баем на циновку.

— Ого, да это давно знакомые «честные мусульмане, верные и безупречные, всегда говорящие одну правду», — пробормотал себе под нос кази-калон.

Услышав слова кази-калона, я подумал: «Он, очевидно, понял, что эти люди подкуплены». И у меня появилась надежда, что выслушав их показания, кази-калон бросит им в лицо обвинение в том, что показания их ложны, что они подкуплены, отвергнет их свидетельство и прикажет их арестовать.

— Знаете ли вы, как по шариату нужно давать свидетельские показания? — спросил кази-калон свидетелей.

— Знаем, господин, знаем! — один за другим ответили курносый Холик-ишан и горбоносый Розык-халифа.

— Обязательное условие для того, чтобы давать свидетельские показания, — это быть правоверным мусульманином. Знаете ли вы основные религиозные предписания?

— Знаем, господин, знаем!

— Можете вы прочитать символ веры и изложить наизусть двадцать одно обязательное правило?

— Можем, господин, можем!

— Если так, изложите мне их!

Сначала Холик-ишан, а за ним Розык-халифа изложили эти правила так точно, полно и даже изысканно, как, пожалуй, не смог бы изложить их перед кази-калоном никакой ученый мулла-имам.

— Прекрасно! Теперь давайте свои показания!

Сначала выдвинулся вперед и дал показания Холик-ишан.

— Аузу биллахи минашшайтони раджим! Бисмиллохи рахмону рахим.{23} Свидетельствую перед богом нелицеприятно, что покойный Абдунаби, их брат (при этом Холик-ишан указал рукой на ответчиков), взял у бая в долг при нас, седовласых старцах, когда мы были у бая в гостях, две тысячи тенег, что составит триста рублей русскими бумажными деньгами, обязавшись отработать за них четыре года.

И Розык-халифа, в свою очередь, дав точно такое же показание, также «честно» заслужил свои пятьдесят тенег.

Вопреки моим ожиданиям кази-калон, взглянув на ответчиков, сказал им:

— Теперь этот долг в две тысячи тенег считается за вами. Расходы по суду также падают на вас. Вы должны уплатить их наличными здесь же, в канцелярии суда, а не то будете заключены в тюрьму. Если договоритесь с баем, можно будет тут же оформить долговое обязательство.

Ответчики, восклицая «господин, господин», хотели что-то растолковать кази-калону, но он с шумом захлопнул окно, заклеенное вместо стекол бумагой, и обратился к учащимся, чтобы начать лекцию.