Ответчики, дрожа и стеная, вскочили со своих мест и бросились к окошку, желая поговорить с кази-калоном, но служители, грубо прикрикнув на них, силой стащили их с суфы, которая была перед канцелярией. Однако голоса их еще доносились в комнату. Можно было разобрать, что дехкане, потеряв теперь всякую почтительность к баю и называя его на ты, всячески поносили и проклинали, а служители, желая их запугать и заставить замолчать, кричали: «Хватай их, вяжи, тащи в тюрьму».

Не знаю, о чем задумался кази-калон, но некоторое время он молчал, опустив голову. Я подумал, что, может быть, он сам перед собой сознает, что приговор несправедлив, и это мучит его. Наконец, взглянув на старшего ученика, который всегда читал текст, разбираемый на лекции, кази-калон приказал:

— Читайте!

Прежде чем тот начал читать, я поднял руку и сказал:

— Господин! Разрешите обратиться!

Кази-калон недоуменно уставился на меня,

— Мне знакомо это дело, которое только что разбиралось. Бай клевещет, а его свидетели подкуплены. До этого времени они не знали ни бая, ни покойного Абдунаби! — торопливо и волнуясь проговорил я.

Кази-калон пожевал губами и, все так же пристально глядя на меня, произнес:

— Шариат принимает за истину то, что очевидно. Он не старается докапываться до тайн, как ты. Свидетели, правоверные мусульмане, дали показания в соответствии с шариатом. Ответчикам присуждено выплатить деньги. И ты не можешь доказать ни то, что этот иск является клеветой, ни то, что свидетели подкуплены. Если они услышат, что ты назвал их лжесвидетелями, они будут вправе предъявить тебе иск за оскорбление. Ты же, конечно, не сможешь привести двух правоверных мусульман в свидетели и тогда будешь наказан сам. Лучше тебе не вмешиваться в такие дела, а стараться понять свои уроки.

После такого наставления мне ничего другого не оставалось, как опустить голову и замолчать.

Насмешливые улыбки моих товарищей, которые завидовали тому, что я сел близко к кази-калону, показывали, что они присоединяются к его мнению, и это заставило меня опустить голову еще ниже.

К счастью, начался урок. Старшина класса, на обязанности которого лежало чтение разбираемого текста, громко прочел одно предложение из книги, по которой мы занимались. Остальные ученики, вытягивая шеи и взъерошившись, наподобие бойцовых петухов, стали громко спорить друг с другом о том, как толковать прочитанную фразу. В пылу спора обо мне, конечно, забыли.

Целый час продолжался крик. Один ученик ругал другого, совсем не понимая того, что говорит его противник. Наконец очередь ругаться дошла до кази-калона.

— Ах вы, ослы! Ах вы, растяпы, ах вы, невежды! Замолчите! Поймите наконец, что хотел сказать этой фразой покойный автор, да будет над ним милость аллаха!

Так окончилась лекция, и мы вышли из аудитории.

От служителя я узнал, что ответчики сверх того, что оказались должны баю тысячи тенег, принуждены были обязаться уплатить сто тенег судебных издержек. Но и этого мало: их посадили в тюрьму за то, что они бранили бая и его свидетелей.

Больше я ничего не слышал ни о бае, ни о его сыне. Все, что я мог сделать, — это порвать с ними знакомство.

Вернемся, однако, к Кори Ишкамбе. Постепенно я разузнал кое-что из его биографии.

Отец дал ему имя Исматулла. Когда мальчик подрос, его определили в школу. Едва он научился немного читать, отец отдал его на обучение к чтецам Корана, и, после того как он выучил наизусть Коран, к его имени стали прибавлять почетное «кори», что означает «чтец Корана».

Тем временем отец его умер, оставив в наследство сыну маленький домик и две кельи в одном из доходных, имеющих много вакуфного имущества медресе Бухары.

Деньги, которые он получал в качестве вакуфного дохода от келий, и то, что он зарабатывал чтением Корана, сообразительный молодой человек стал давать малосостоятельным соседям по кварталу и мелким торговцам в рост, под проценты.

Вскоре он нашел и другой источник дохода: подружившись с мальчишками со своей улицы, он научил их азартным играм. Добывая где-то карты и игральные кости, он все больше заражал азартом мальчишек. Началась игра на деньги. Этого-то и добивался Кори. Он стал получать от игры регулярный доход. Раскрашивая кости, он продавал их игрокам по высокой цене. Всегда была у него за пазухой нераспечатанная колода карт. Когда карты у мальчиков загрязнялись и покрывались всякими отметками, он вытаскивал новую колоду и предлагал ее за цену, раза в четыре большую, чем она стоила в действительности.

Играл он и сам, разумеется не проигрывая. Он ссужал проигравшихся и «попавшим в рабство»{24} давал деньги до следующего вечера, когда они должны были вернуть свой долг в двойном размере.

Из своих доходов Кори Исмат на себя ничего не тратил. Днем он обедал с теми, кто жил в принадлежавших ему кельях, а вечером наедался досыта, садясь за дастархан вместе с другими игроками.

Впрочем, дружба его с мальчиками продолжалась недолго. Однажды завязалась горячая игра. Начавшись вечером, она продолжалась до рассвета. В конце игры каждый подвел итог, и оказалось, что некоторые проиграли все деньги и, сверх того, задолжали еще Кори Исмату; другие же обнаружили, что, хотя они выигрывали несколько раз, в их карманах денег меньше, чем до начала игры. Сложив вместе все деньги, они решили посмотреть, сойдутся ли расчеты.

— Сколько у тебя было денег вечером? — спросили одного.

— Десять тенег.

— А у тебя?

— Двадцать...

Так они подсчитали, сколько денег было у каждого до начала игры и прибавили к ним сумму долга, который считал за проигравшимися Кори Исмат. Затем сложили все наличные деньги. И оказалось, что они не составляют и половины той суммы, которая имелась у них перед игрой.

— Куда же девались деньги? — удивились ребята.

— Э! — сказал вдруг один из них. — А мы не подсчитали тех денег, которые попали к Кори!