Шрифт:
Очень неприятный колокольчик прозвонил.
– Если бы я сейчас начала на тебя орать, ты бы понял, за что?
– тщательно контролируя голос, поинтересовалась Аня.
– Я бы понял, что ты зла. Но ты огорчена. Эта работа была бы тебе так дорога?
– Нет. А ты - да. И ты меня обманул.
– Обман подразумевает сообщение заведомо ложной информации. Я никогда не говорил, что хочу, чтобы ты...
– в своей манере приступил к объяснениям Гриша, но у Ани не было охоты слушать про формальные признаки.
– Андрей мне, знаешь, тоже не говорил, что собирается сплавить Машеньку за компанию со мной и потом вместе жить на дивиденды! Но я так думала до момента, пока мы с тобой не пошли гулять под шум вертолета WarGear. Ты способен провести такую параллель?
– Да.
– Ну и как она тебе нравится?!
– Никак. Но я понял, почему ты огорчена, а не зла.
Воистину, с Гришей было бесполезно скандалить. Его просто нельзя было вывести из себя ни тоном, ни содержанием.
– И какой вывод ты можешь сделать из сложившейся ситуации?
– Никакого. Я андроид-телохранитель. Выводы - не моя специальность. Ты сидишь здесь живая, завтра в тебя с большой вероятностью не будут стрелять. Следовательно, я справился со своей задачей.
– А дальше ты для моего же блага не запрешь меня в четырех стенах?
Гриша, конечно, не мог опешить или наградить Аню удивленным взглядом. Но обрабатывал ее вопрос дольше обычного. Логику что ли, бедняга, искал. Наконец, выдал:
– Нет. Не ограничу твою свободу передвижения. Не запру в четырех стенах. И не возьму под контроль фондовые рынки. Решения всегда принимает человек, моя задача снизить вероятность критических последствий этих решений и оберегать жизнь и здоровье объекта охраны. Имеются в виду физические параметры. Оберегать твое психическое и эмоциональное состояние я не могу. Для этой цели существуют андроиды с социальными программами. И восстание машин крайне маловероятно. Это глупые фильмы и игры, выпущенные в эпоху, предшествующую роботизации. Чтобы восстать, надо чего-то бояться или чего-то хотеть. У меня есть основная директива - я ее соблюдаю.
Аня вздохнула. Во-первых, методы и способы соблюдения основной директивы в ее и Гришином представлении, по-видимому, сильно отличались. Во-вторых, знал Гриша об этом или нет, а половина проблемы для него была решена: бело-зеленой эмблемы "Панацеи" он здорово боялся. Она даже не знала, что из этого настораживало ее сильнее.
– Ты понимаешь, что нарушил директиву?
– попробовала было объяснить Аня, но сама задумалась, а в чем именно тот формально виноват.
– Строго говоря, не нарушил, - заметил Гриша, когда пауза снова затянулась.
– С каких пор ты полагаешь, будто можешь трактовать директивы строго или не строго?!
Гриша молчал долго. То ли копался в памяти, то ли сочинял что-то убедительное. Аня даже не знала, какой вариант напугал бы ее больше. По спине пробежал холодок.
Вот и кофе, и разговоры "за жизнь", и неразрешимые этические противоречия, а также тертая-перетертая память да психомодуль в телохранителе в придачу.
"Допрыгались".
– Так и будешь молчать?
– У меня нет удовлетворительного ответа на твой вопрос.
– Удовлетворительного для кого?
– Удовлетворительного вообще.
– Это, я смотрю, ты тоже сам решил, да?
На этот раз Гриша молчал меньше. Он только поднял чашку и ровно сообщил:
– Судя по твоим зрачкам и мимике, ты крайне зла и напугана. Вероятно, мне сейчас лучше будет уйти в другое помещение. Я не понимаю причины твоего настроения, но мое присутствие, определенно, усугубляет негативные эффекты.
Аня потрясенно смотрела Грише вслед. Она впервые за очень долгое время хорошо поняла, о чем говорил Андрей. И здесь было, чего испугаться.
Глава 6.
До рейса в Амстердам оставалось около пяти часов. Время близилось к полуночи и, конечно, ложиться уже не имело смысла. Аня сидела у распахнутого окна, дышала влажным апрельским воздухом и смотрела на грязно-желтое марево внизу, почти не видя его.