Фёдор Севастьянович хмыкнул, подумал, вздохнул и произнёс:

– Ладно уж. Уже то хорошо, что не клянёшься, что вскорости его заберёшь.

У него росли три дочери, старшая училась в частном пансионе, приезжала домой на каникулы. Младшая была на пять лет старше Маркела. Жена хозяина богобоязненная Софья Ивановна пожалела "кинутого сироту", его взяли в дом, поставили в просторной кухне детскую кровать. Мало того, что он раздет, разут не был, но вдоволь ел блины трубочкой с жареным молотым мясом внутри, которые нередко пекли в скоромные дни.

По мере того как он рос, его приучали к работе: он помогал кухарке перебирать гречку и горох, протирал вымытые стаканы, носил курам пшено, рвал для кроликов траву. Когда кровать оказалась коротка, стал спать на лавке, на ночь постилая тюфяк.

Пришёл срок, хозяин отвёл приёмыша в сельскую трёхгодичную школу, окончив которую, Маркел с утра брался за свою долю трудов по хозяйству, становился более и более полезным. Хозяйство всё прибавлялось, нанятый батраком парень Илья Обреев тоже был поселён в кухне.

Теперь Пастухов привёл Маркела в эту кухню, тот увидел на знакомом столе из вековой сосны, ныне непокрытом, школьную тетрадку, огрызок карандаша, сальную свечу в гранёном стакане.

– Вот здесь заседаю и делаю, что велят, - сказал Пастухов тоном жалобы на тяжёлую обязанность, чиркнул спичкой, зажёг свечу, добавил: - Лампа есть, да нет керосина.

Он взялся читать бумагу о назначении Неделяева, меж тем как тот прислонил к стене винтовку, положил на подоконник чёрную офицерскую кобуру с наганом, постелил на лавку шинель, поместил вещевой мешок. Проделав всё это, он, в суконном кителе, перехваченном кожаным ремнём, пристегнул к нему кобуру и сел на табурет за стол.

Председатель сельсовета глядел на него с возросшим почтением.

– Это вас к нам направили из-за банды Шуряя?
– проговорил вкрадчиво.

– Не только, - с важностью обронил Маркел, впервые услышав о названной банде.

Пастухов, учтя, что представляет хоть и не вооружённую, но - власть, сказал снисходительно, будто отвечая на просьбу:

– Конечно, тут переночуйте, а завтра найдётся вам квартира.
– Раздумывая, добавил: - Покормить бы вас надо...
– при этом смотрел на вещевой мешок Маркела, вызывая на ответ: у меня, мол, есть чем поужинать.

В мешке в самом деле была провизия, полученная Маркелом при отъезде в село, но ему хотелось её приберечь, и он промолчал. Пастухов вышел из кухни, позвал сына, распорядился и, вернувшись, сел за стол, стал рассказывать, кого убили на войне, кто умер сам или был убит в селе, пока отсутствовал Неделяев. Тот услышал и о свадьбах, и о пожарах. Сидел и внимал рассказчику, не удостаивая того взглядом, с видом обстоятельности, как всего повидавший влиятельный старик. Подбросил вопрос:

– Банда у Шуряя большая?
– глаза при этом стали хитрыми, будто он знал численность банды и проверял рассказчика.

Тот проговорил осторожно:

– Они открыто ведь не ездят. Днём кто-то для них высмотрит двор, они ночью приедут вшестером ли, всемером и уведут последнюю скотину.

Сотрудник милиции, замкнуто-значительный, ничего на это не сказал, в то время как Пастухов втайне изумлялся: "Сколько же ему лет? Не более, как двадцать, а какой стал матёрый ворон".

Паренёк принёс в кошёлке полгоршка постных щей, несколько варёных картофелин, ломоть хлеба. Маркел молча приступил к еде, и председатель окончательно утвердился: "Истый ворон! Сел и клюёт как извеку своё, и никакой тебе любезности".

В кухне было две двери: одна открывалась в сени, другая вела в прихожую - обширное помещение с ходами в две комнаты и в столовую, которую чаще называли горницей.

Пастухов перед тем, как уйти, сказал:

– Я всегда ухожу через прихожую и там на двери из сеней замок повешу. А на вот эту дверь в сени замка нет, приколотили, видите, крючок, да плохо. Дверь потянуть, и в щель можно нож просунуть, крючок снять. Илья Обреев так сюда и проникает ночевать.

Тут выдержка подвела человека из милиции, у него вырвалось:

– Обреев?

Пастухов, довольный, что на сей раз Маркел удивлён, охотно заговорил:

– Он тут с вами жил, и куда ж ему деться? От военной службы в бегах, проживает то у нас в селе, то поблизости. У него в руках, вы-то знаете, любое дело спорится. Он за всякую работу берётся за кусок хлеба. Мужик мирный. И как я дверь на крючок закрою и другим ходом выйду в сени, а их запереть нечем, он через них сюда.

Неделяев вскочил из-за стола, резко повернулся к Пастухову:

– Он и сегодня придёт?