Ежедневно утром и вечером раздавалась команда:

— Всем на подъем (или спуск) гребных судов! Экипаж и курсанты стремглав вылетали на верхнюю палубу, строились по бортам.

— Тали на руки! — зычным голосом в мегафон, расхаживая по продольному мостику, соединяющему среднюю надстройку корабля с кормовой, командовал Леер. — Пошел тали!

Мы усердно топали по палубе. Механических средств подъема грузов на корабле не было. Даже якорь, шпилем поднятый из воды, вручную, линями, устанавливался вертикально и закреплялся на наружном борту крейсера.

Многотонный паровой катер, куда более тяжелый, чем якорь, тоже поднимали линями, вручную. Катер был красивый, с яркой, светлой меди, трубой, но заниматься его подъемом мы не любили — это упражнение требовало больших физических сил.

На крейсере мы не только знакомились с артиллерийскими установками, принимали участие в уходе за пушками, но и тренировались как наводчики на приборе Крылова.

Когда корабль проводил комендорские пулевые стрельбы, вместе с комендорами в качестве орудийных наводчиков по «ведру» стреляли и курсанты. «Ведром» назывался кусок котельного железа, согнутый в трубу и подвешенный на крестовине небольшого плота, который буксировался в нескольких десятках метров вдоль борта корабля паровым катером или гребным барказом. Наводчик наводил орудие, на котором сверху был закреплен ствол обыкновенной винтовки. По команде наводчика «Выстрел!» замочный дергал за шнур, прикрепленный к спусковому крючку винтовки. Если пуля попадала в щит-ведро, слышался звонкий щелчок. Каждый наводчик производил десять выстрелов.

Перед первыми стрельбами у нас только и разговоров было о них. И как могло быть иначе, если каждому впервые предстояло самому наводить по морской цели, первый раз в жизни стрелять из корабельного орудия!

Вечером Аля Фролов огласил список тех, кого Харин назначил в состав команды барказа для завозки кормового якоря. В их числе значился и я в качестве бакового гребца. Мы заволновались: а как же стрельбы?.. Однако нас тут же заверили, что барказники стрелять будут после того, как немного отдохнут.

Наутро те, кого назначили гребцами, встали до побудки и помчались на корму корабля, где на бакштове был закреплен барказ. Два здоровенных строевых краснофлотца колдовали над деревянными брусьями, концы которых торчали за кормой барказа больше чем на метр. Мачты и паруса, анкерки с водой с барказа были убраны.

В нужное время все собрались на барказе. Корма барказа должна быть под балкой, на которой висит здоровенный якорь. Его спускают с корабля так, чтобы можно было закрепить за брусья лапами вниз. Теперь там, где руль барказа, за кормой висит якорь. В пространстве между гребцами укладываем толстенный смоляной трос — перлинь, один конец которого на крейсере, а другой — на барказе. На этом перлине и висит якорь.

— Все, — командует Харин. — Весла на воду! Сил не жалей! Не то прочикаемся до вечера…

Барказ разворачивается носом на ветер. Вначале, пока перлинь травили с крейсера, барказ хоть и не ретиво, но шел, а чем дальше уходили мы от крейсера, чем длиннее становился тонущий в воде трос, тем, несмотря на все наши старания, медленнее шел барказ. А потом он и вовсе остановился. Нас стало сносить под ветер. С крейсера скомандовали, чтобы мы больше выгребали на ветер. Гребем изо всей мочи. Тельняшки от пота давно промокли, с лица пот бежит уже не капельками, а ручейками. А дело подвигается туго. Скоро закончится третий час, как мы гребем.

Вдруг какой-то сигнал на «Авроре»… Харин командует:

— Строевые, травить перлинь!.. Привстать, гребите что есть духу!.. Грицюк, Васильев, приготовиться!

Главстаршины, подняв топоры, встали по бортам на кормовой банке. Барказ, получив некоторую свободу, пошел быстрее.

— Крепление рубить!

Точным ударом топоров Грицюк и Васильев, как бритвой, разрезали крепление, и якорь наконец-то плюхнулся в воду. В знак того, что задание выполнено, на барказе поставили шлюпочный кормовой флаг. Гребем, как и раньше, а облегченный барказ бежит что твой быстроходный вельбот. Когда же красиво подошли к трапу крейсера и мгновенно выполнили команду «Шабаш», уложив весла по борту, Харин не выдержал:

— А вы у меня молодцы… Толк из вас будет!

До кубрика еле дотащились и залегли на рундуках. Когда мы уже уплетали вкуснейший обед, крейсер развернули с помощью завезенного якоря бортом к ветру.

После обеденного перерыва начались пульные стрельбы, которые продолжались до позднего вечера, да и на следующий день тоже. Ребята стреляли неплохо, особенно отличились Романовский, Афиногенов, Катков, Осико. Они имели, как заправские комендоры, по десять попаданий. Я отстрелял плохо. Начну производить вертикальную наводку, с горизонтальной не справляюсь…

— Артиллерист из тебя никудышный, — пренебрежительно бросил хозяин орудия. — Руки у тебя без всякого согласия работают. Хотя голова на месте, а управлять рычагами не научилась…

Срам, но факт. Не получалась у меня наводка одновременно в двух плоскостях. Не повезло Королеву, Клевенскому, Громову, Хотееву. Все мы, горе-комендоры, были предметом розыгрышей и шуток.

На станке заряжания, состоящем из срезанной орудийной казенной части с замком и снарядным лотком, орудийная прислуга часами тренировалась в заряжании, упражняясь с 30-килограммовыми снарядами. Тренировались и мы. Хоть и грозное оружие артиллерия, но мою душу она не пленила.