Спаси меня, грешного,

От порядка здешнего,

От моря Охотского,

От конвоя вологодского,

От злобных ключников,

От стальных наручников,

От хозяина-беса,

От пайки-недовеса,

От звона кандального,

От шмона капитального,

От отрядного-рогоноса,

От кума-оперсоса…

Потом прервал торжественный молебен и пояснил:

– Короче, длинная она, зараза, как этап до порта Ванино… Так к чему я это всё? А, насчёт юшки! Юшка – это хлебалово жидкое. В супе там, в борще, в солянке. Водица, по ходу, с наваром. А в народе юшкой кровя называют. В деревне, к примеру, дерутся до первой юшки. Или грозятся: «Я тебе, уроду, красную юшку пущу!» Так что соображай, зоолог.

С каждой минутой в зоопарке мне нравилось все меньше.

Видимо, Юша это почувствовал.

– Да лады, поцан, не бзди горохом, – успокоил он меня отечески. – По сравнению с зоной тут лафа. Держись меня – не пропадешь. Только умничай поменьше.

– А как вы сюда попали, дядя Толя? – спросил я. – Без соответствующего образования…

– Велико образование – за слонами сранки подбирать, – отмахнулся шкипер. – А вообще, конечно, место козырное. Особенно для того, кто из-за колючки откинулся. Я тебе, Шурик, так скажу: про то, как я здесь оказался, не в курсе никто, кроме директора и зама. Любому другому за такой вопрос я бы калган проломил. Были, знаешь, пренценденты…

«Пренценденты» я на всякий случай пропустил мимо ушей.

– Но к тебе я, Шурик, ощущаю особое расположение, – продолжал Юша.

«Лучше бы не надо», – подумал я, но вслух не сказал.

–Так что тебе я тайну приоткрою. Только за боталом следи, не ляпни где. А то ведь шибко болтливых можно и к Эллочке на прожор!

Юша ткнул толстым пальцем в сторону мирно дремавшей амурской тигрицы, мимо которой мы как раз проходили.

– Были пренценденты? – уточнил я для верности.

Юша расхохотался.

– С тобой, парнишка, дело иметь можно, – заключил он. – Ну, слушай…

История оказалась не особо интригующей. Просто за время скитаний по многочисленным зверинцам России-матушки, куда дядя Толя попадал в качестве обитателя за мелкие и крупные заслуги, он однажды «снюхался» (по его собственному выражению) с интеллигентным земляком Сёмой Гликманом. Сёма окончил когда-то биолого-почвенный факультет универа, и родные пристроили его по специальности – замом директора мясокомбината. Гликман зарекомендовал себя работником творческим и инициативным, что в принципе тянуло на десять лет, но обошлось «семериком». В колонии биолог пристроился заведующим библиотекой. Тут его и откопал Юша – страстный любитель чтения и кроссвордов. Несмотря на то что должность библиотекаря на зоне считается немного холуйской, близкой к начальству, дружба «босяка» Юши с Гликманом затянулась на четыре года. Затем Сёму выкупили родичи на стройки народного хозяйства, и пути друганов разошлись.

Впрочем, Юша тоже через пару лет освободился. И даже решил отойти от веселой бродяжьей жизни, найти непыльную работенку и угомон своей разнузданной душе. Тут он опять наткнулся на Сёму, который к тому времени превратился в Семена Исаевича и возглавил мокропаханский зоопарк. Как это ему удалось, история умалчивает, но Юшу Гликман охотно прибрал под свое крыло и произвел в почетные шкиперы.

– И все вроде бы мне поперло, – продолжил свою повесть дядя Толя. – Обженился даже, баба с однокомнатной хатой. По ходу, шхуна взяла верный курс. И тут, понимаешь, случилась легкая неприятность. Под Новый год это было. Отметили мы с Валентиной праздник чин чинарем, культурно бутылочку «беленькой» придавили – и в люлю. А посередь ночи – вой и стоны из-за окна! Короче, у какой-то твари сигнализация на тачке сработала и все никак не уймется. С четверть часа я терпел, как Господь на Голгофе. Думал, совесть у этого дебила пробудится. Но у него, видать, на месте совести рог вырос. Нникаких тебе позывов. Ну, я накинул армячок и как был в семейных труселях, так во двор с третьего этажа и спустился. Только по пути биту прихватил бейсбольную. Кореша на днюху подогнали, по старой памяти. Прошелся по «фольксвагену», подрихтовал мальца. И вот тебе какой педеракс случился! В смысле – парадокс. Пока, значит, сигнал надрывался, хозяин, падла, сопел в обе дырки. А как только я вырубил немецкую гадину на хрен, как Саня Матросов, – этот Шумахер вылетел во двор со скоростью бешеного таракана! И на меня с кулаками и матом! Дальше оно как-то машинально вышло. Слышу только – хрясь. И лежит этот хряк тепленький. Обняв родной капот.

– Насмерть? – ужаснулся я.

– Не, так, баловство одно. Сотрясение мозгов и колебание воздуха. Но срок все одно впаяли.

– И что, отсидели?

– А куда с подводной лодки денешься? Отмотал, натурально. Что моё, то моё, базару нема. Жена меня кинула, остался без родины и флага. Один только Сема за меня не забыл. На свиданки приходил, хавчиком грел. А как на волю я вывалился, по-новой взял меня шкипером.

– Хороший человек, – заметил я.

– Или? Теперь тут мой дом. В домике администрации кабинет мне выделили, диван, телевизор, даже компьютер есть. Все путем. Хата УУС.

– Это что значит?

– С зоновской мовы переводится как улучшенные условия содержания.

– Выходит, дядя Толя, вы с одной зоны в другую перевелись, – осторожно пошутил я и на всякий случай слегка подался в сторону, ожидая крепкой затрещины.

– Выходит, что так, – неожиданно согласился шкипер. – Кисмет такой. Судьба, значит. Не то по-турецки, не то по-татарски. Короче, что-то басурманское. Я вот и Геночке объяснял…

– Геночка – это кто? – поинтересовался я.

– Геночка – это крокодил наш. Вернее, аллигатор. Да все одна хрень. Их вообще-то два вида существует – американский и китайский. Геночка наш – из Китая, узкоглазик. Это я его Геночкой назвал, когда нам его, кажись, чехи подарили – ещё мальцом. Вспомнил, что у нас на зоне под Питером был такой крокодильчик в живом уголке. Мы его мышами кормили.