Через полчаса привели Эйча. Не считая разбитого лица, тот совершенно не изменился. Все тот же долговязый и чахлый Эйч: одуванчик на ветру; обезьяна, почесывающая свою пятку; ходячий поднос с двумя огромными бледно-серыми блюдцами глаз.

В свою очередь, Эйч, глядя на Винни, видел привычное пухлое облако-аквариум, в котором лениво перемещались цветные рыбки юмора, похоти и амбиций. Как странно, – думал Эйч. – Разве можно, чтобы человек состоял только из этого?

Но он состоял, и сидел прямо перед ним, пухлый и самодовольный, медленно пульсируя и сочась жизненными соками. Эйч снова поймал себя на том, что завидует Винни, который, кажется, совершенно без всяких усилий мог видеть вещи, неизменно ускользающие от самого Эйча: камень, песок, плоть, цветы. И даже такие, о которых Эйч мог только догадываться. И даже лицо Клары.

– Ну, привет, – нарушил тишину Винни.

– Здравствуй.

Они помолчали еще, недоверчиво разглядывая друг друга.

– Ладно, – вздохнул Винни. – Давай, рассказывай, что ты натворил. Начинай прямо с утра.

Эйч виновато вздохнул.

– Видишь ли, Винни, как раз утра в тот день и не было.

Винни ждал чего-нибудь в этом духе, поэтому не слишком и удивился.

– Значит, так, – мягко проговорил он. – Давай раз и навсегда договоримся, что утро было. Я сам его видел. Из окна. Как сейчас помню. Я встал, подошел к окну, и оно там было. Точно тебе говорю. Так что брось свои штучки и постарайся припомнить, куда ты его дел.

– Хорошо, я попробую. Значит, вчера утром я проснулся как обычно. В шесть вечера, когда я вышел с работы…

– Что за… А впрочем, ладно. Черт с ним, с утром. Давай попробуем с вечером.

– Ну вот… Ровно в шесть ангел открыл врата, и я вышел наружу. Ты когда-нибудь видел ангела?

Винни покачал головой.

– Нет? Тебе повезло. Жуткая штука. У него мужское тело и женская голова. И еще – он горит. Языки пламени ползают по нему, слизывая кожу и мясо, точно это мороженое. И, когда лица становится совсем уже мало, ангел меняет голову. Он подбирает красивые головы, этот ангел: гордые и холодные, всегда женские. И этот огонь… Огонь, в котором он вечно горит… Его языки разбрасывают не искры, но капли крови. Всюду, где прошел ангел, остается копоть, сажа и брызги крови. На полу, на потолке, на стенах. Это ангел, поставленный над всеми работающими.

– Покажешь как-нибудь, – заметил Винни. – Кстати, Эйч, ты сейчас кем работаешь?

– Я, честно говоря, не спрашивал. Это важно?

– Да не то чтобы очень. И потом, это не трудно выяснить. Не отвлекайся. Итак, ты вышел с работы…

– Да. Среди того что остается от людей к вечеру…

– Остается?

– Ну да. Ангелы, они ведь отрезают от людей прожитое. Каждый день заново. А восемь часов работы – это уже треть. При том, что раньше был еще ангел спящих и ангел странствующих. В общем, вечером, когда ты выходишь на улицу, город напоминает огромную бойню. Все эти обрубки ужасно мучаются. Они шевелятся, ползут. Они очень хотят домой, Винни, ведь там они смогут залечить раны и отрастить утраченное. Они, как паразиты, цепляются за машины, автобусы, вагоны метро…

– Разумеется. Что было дальше?

– Дальше я спустился в метро.

– Спустился? Отчего же не сполз, как все остальные?

– Я работаю на полставки.

– Понятно. Я должен был догадаться.

– Кстати, Винни, как ты относишься к слонам?

– Нормально. Абсолютно ничего не имею против слонов.

– Тогда, готов спорить, у тебя есть машина.

– Разумеется. Слушай…

– Да?

– Сделай мне одолжение. Ты ведь знаешь, я не самый большой поклонник ангелов, демонов и прочих плодов твоего воображения. Да и слонов, если уж честно, не жалую. Мы не могли бы как-нибудь обойтись без них?

– Но я так вижу!

– Если бы ты так видел, то был бы сейчас нобелевским лауреатом, – не удержался Винни. – Э… извини. Но так мы действительно сэкономим себе кучу времени.

– Хорошо, я постараюсь, – вздохнул Эйч. – В общем, обычно по дороге от метро к дому я сочиняю лучшие свои стихи. Уж и не знаю, почему так: в голове после работы такая всё дрянь. Но в тот вечер муза покинула меня, едва я оказался на улице. Ее крылышки… Впрочем, неважно. В общем, я даже постоял под фонарями лишние пять минут, но это не помогло. Тогда я купил водки и пошел домой.

– Выпил сразу?

– Тут же. За помойкой. Неужели я так похож на бомжа?

– Ну, извини. Привычка.

– Нет, дружище, я донес эту бутылку до дома и аккуратно поставил там в холодильник. В общем, я поднялся на лифте, открыл дверь своим ключом и… Ты знаешь это странное состояние, когда из внешнего переменчивого и оттого хоть сколько-то незнакомого мира ты попадаешь в место настолько уже увиденное и рассмотренное, что оно давно растворилось для тебя в небытии, и только сдвинутый с места стул или новый яркий пакет на дверной ручке чуть выступают из странного и зыбкого сумрака, имя которому – ничто…

– Эйч!

– Ой, извини. Я крикнул Кларе, что пришел, переобулся и пошел в ванную мыть руки – столько бактерий погибло, ты представить себе не можешь! А среди них, между прочим, были хорошенькие.

Эйч грустно улыбнулся, из чего Винни заключил, что это была шутка.

– Ну вот, – продолжил Эйч, – пока я мыл руки, в дверь позвонили. Потом еще. Я думал, откроет Клара, но она, похоже, не слышала. Тогда открыл я. На пороге стояли два зверька. Может, с виду они и походили на милиционеров, но это были не люди, точно. Шерсть у них стояла дыбом, зрачки расширились, дыхание было зловонным и очень частым. Будь это люди, я сказал бы, что у них жуткое похмелье и им до смерти страшно. Настолько, что один тут же ударили меня ногой в живот, а другой – прикладом в лицо. У них, представь, были с собой автоматы. Удивляюсь, как это они не начали сразу стрелять. А очнулся я уже где-то здесь. И они все время твердят, что я убил Клару. Скажи им, что это не так. Скажешь?