Три недели мы кантовались под Выборгом. Это была простая пересылка. Нас побрили налысо и переодели – белые кальсоны, гимнастёрки времён Великой Отечественной, шинели длинные. Мама, когда увидела эту фотографию, изумилась: «Вы здесь прямо как ополченцы в 1941 году!».

Пришли борта, и на ИЛ-76 мы прилетели в Германию. Появилась военная полиция. Для меня это было удивительно. Но она была только за границей. Проверили наши вещи, изъяли советские деньги, потом перевезли на гигантскую пересылку во Франкфурт-на-Одере. Здесь началась история с покупателями. Представители частей забирают личные дела и выкрикивают фамилию. То есть для нас это абсолютная лотерея. Заранее угадать ничего нельзя…

Стали мы с Игорем Литвиновым по пересылке бродить – искать, где тут можно попасть в ВДВ. Я услышал, что приехали покупатели из танковой части. Стою, в окошечко заглядываю, где лежат наши личные дела. И вдруг вижу, как вытаскивают дело с моей фамилией! Спрашиваю: «Куда?». – «В танкисты». Но в танкисты-то мне точно было не надо! И в какой-то момент, когда сержант сверхсрочник отвернулся, я свою папку через окошко вытащил. То есть похитил своё личное дело! Но в тот момент я был так потрясён, что думал только об одном – как бы не попасть в танкисты.

Сутки я на пересылке с папкой за пазухой продержался. А потом словно волна какая-то пошла: десантники, десантники! Видим двух офицеров – лейтенанта и капитана. Один пониже, другой повыше. Оба сухие, жилистые. И оба этих офицера так же трясли головами, как капитан Тарасов в военкомате. Только потом я понял, что это была такая мода – они этим потряхиванием как бы фуражки поправляли. Но видел я это только у десантников.

Эти офицеры не стали заходить в канцелярию и брать личные дела. Подали команду: «Становись!». Пересылка построилась. «Спортсмены есть?». Все – шаг вперёд. – «Прыжки есть? Права есть?». Все опять шаг вперёд. Говорят: «Ну ладно. На турник!». Я тогда спокойно мог (сейчас тоже могу, но уже не спокойно) двадцать пять подъёмов переворотом сделать. Мне офицеры говорят: «Так. Хорошо. Фамилия?» А у меня же личное дело с собой. Подаю им. Они: «А это откуда у тебя?». Говорю: «Да так получилось…».

Отобрали нас человек тридцать, зачитали фамилии. Спрашиваю: «Куда?». Отвечает: «Узнаете». – «Ну скажите – десант?». – «Десант, десант…». И вот здесь меня наконец-то отпустило. Моя мечта с пятого класса сбылась!

До места мы почти сутки добирались своим ходом. Очень долго шли пешком, потом садились на какие-то электрички. Уже почти ночью долго-долго шли по лесу. Все были уже еле-еле живые. Наконец в лесу появляется какой-то огонёк. Видим: избушка, на ней написано: «Штаб». Капитан стал стучать в дверь: «Комиссаров! Комиссаров, открывай!». Дверь открылась – и на пороге появляется двухметровый детина! Заспанный весь, потягивается. Начал докладывать: «Товарищ капитан, бу-бу-бу, бу-бу-бу». Капитан его оборвал: «Вот пополнение. Размести».

Мы смотрим друг на друга – все такие худенькие. Неужели мы когда-нибудь будем такими, как Комиссаров?

А утром сержанты пришли нас разбирать по взводам. Они все как на подбор оказались настоящими мордоворотами. Мы вроде тоже были не самые последние хлюпики, но по сравнению с ними выглядели очень жалкими.

Началась служба. Постоянные марш-броски. И бег, бег, изнуряющий бег. И турники, турники, турники… С моей хорошей физической подготовкой я постепенно к этим нагрузкам привык, справился с ними. И то с трудом. Казалось бы, я был кандидатом в мастера спорта, но таких, как я, было немало. Когда бежала рота (это около ста человек), то я прибегал не в числе первых пятидесяти. И это при том, что всегда считал, что бегаю очень хорошо.

Как-то мы бежали «десятку» на приз газеты «Красная Звезда». Офицеры роты бежали вместе с нами. Ротный у нас вообще был просто помешан на марафонах. Постоянно ездил в Москву на соревнования. Мы тогда взяли третье место по Вооружённым силам. Надо было бежать в полной выкладке десять километров по пересечённой местности. Зачёт времени – по последнему. А в конце марш-броска тремя патронами надо было поразить цель. Каждый промах добавлял секунды ко времени. Первое место тогда заняло Минское высшее политическое училище. Они показали тридцать восемь минут. Это немыслимое время!

В армии я окончательно понял, что армейская служба – это один из этапов моего пути, а не путь на всю жизнь. Но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что без срочной службы в ВДВ ничего у меня в спецназе бы не получилось. У всех ребят, которые служили со мной в спецназе, жизненный путь – прямо как по шаблону. В детстве спорт, потом срочная служба в ВДВ, в морской пехоте или в разведке. И дальше – СОБР.

(Это говорит о том, что в СОБРе существовала правильная система отбора и подготовки кадров. Здесь собирались не просто хорошо подготовленные люди, а именно те, которые способны к коллективной работе. Если появляется единоличник, который считает себя Сильвестром Сталлоне или Жан-Клодом Ван Даммом, то результат обязательно будет плачевным – будут люди погублены, задача не будет выполнена. Наша система таких людей постепенно отторгает. Ещё она отторгает жуликов, например, торгашей, трусов. Дело в том, что надо постоянно ездить в командировки на Кавказ, а там невозможно всё время где-то в углу просидеть. Нужно ездить на боевые. Если ты к этому не готов, то рано или поздно тебе скажут: «Дружище, ты хороший парень! У тебя классный мерседес, у тебя замечательная халтура. Ты и другим помогал с халтурами. И форму красивую всем купил. Но сколько мы за тебя ездить-то будем?».

В командировках вообще всё обостряется. Разные люди, разные взгляды на жизнь, разные чёрточки характера, которые начинают раздражать неимоверно. Правильный коллектив всё это притирает и сглаживает. Много, конечно, здесь зависит от командира.)

От срочной службы у меня почему-то очень яркое впечатление осталось именно от офицеров. Все они были приличные люди, хорошие дядьки, которые очень по-человечески относились к солдатам. Может, в других частях и было иначе, но у нас в бригаде было именно так. Причём чем выше было звание у офицера, тем отношение к солдатам было теплее.