Я вздрогнула.

— Мне так жаль.

— Последние два года я провёл за прочёсыванием томов из библиотеки короля, в поисках информации о том, кто я, какой силой обладаю, и как её использовать. Не то чтобы мне было у кого спрашивать. Видимые предпочли бы, чтобы мы умерли. За невозможностью этого, они хотят держать нас на очень коротком поводке, использовать нас как оружие. Не осталось ни одного Невидимого, чтобы меня обучить.

— Но разве ты не просто знаешь, на что ты способен? — мой дар был простым, он бил мне в лицо каждый день. С тех пор, как Песнь была пропета, он сделался ещё мощнее, но благодаря времени с Кастео я научилась создавать и держать стены, заковывать себя в эмоциональную кевларовую броню. Каждый вечер перед сном я тщательно отгораживалась от мира, создавая для себя блаженную крепость тишины, чтобы следующий день я могла встретить обновлённой, сильной.

— Нет, если не попробую, — сказал Кристиан. — И часто я вообще не пытаюсь ничего делать. Сила заявляет о себе без моего согласия, как в тот день, когда я вошёл в паб. Вскоре после того, как я заточил себя здесь, твой Шон присоединился ко мне. Он — Голод. Всюду, куда он ни пойдёт, земля умирает, посевы увядают, почва делается бесплодной; когда пройдёт достаточно времени, мир станет голодать. С ним случилось то же, что произошло со мной: он почувствовал, как что-то просачивается из почвы, и когда он шёл, земля вокруг него начала умирать. Как и я, он был не в состоянии сдерживать эту силу.

Я вздрогнула.

— Это Шон уничтожил эти земли?

— Да. Он испытывает себя, выходит на оставшуюся полосу поблёкшей зелени, когда думает, что готов попытаться ещё раз. Всякий раз, когда он разрушает землю, он возвращается более злым, становится более жестоким. Злоба и ожесточённость — не те эмоции, которые принц Невидимых может себе позволить без катастрофических результатов.

— Что это? Кто там живёт? — воскликнула я. Он пронёс нас далеко к северу, пока мы говорили, и теперь мы гладко скользили прямо над линией границы, где периметр его почерневшего королевства вновь встречался с изобилующей зеленью. Я видела такое прежде — резкий переход там, где Тени поглотили все вокруг, приблизившись к нашему аббатству, но остановившись по неизвестным причинам.

На обугленной территории, посреди безжизненной земли справа от меня стоял маленький фермерский коттедж с соломенной крышей. На травянистой стороне, прямо прилегающий к нему, находился ещё один маленький фермерский коттедж из камня, гостеприимный и тёплый, окружённый ухоженными садами с распустившимися цветами.

Коттеджи были днём и ночью, Инь и Ян, приютившимися друг к другу. Внизу под нами по травянистой стороне возле коттеджей шла пара, держась за руки.

— Это Дэйгис и Хлоя. Он живёт под моими охранными чарами. Она живёт сразу за ними. На её коттедж я тоже навешал дохера защит, но не разрешаю входить в моё королевство, чтобы мы ненамеренно не навредили ей.

— Ты пришёл в наше аббатство, и все же никого не убил. Я чувствовала тебя, Кристиан. Ты это контролируешь.

— Не существует чар, амулета или магического решения, способного обуздать смертоносные силы принца. То, что я освоил — самая простая и все же часто самая неуловимая вещь из всех: любовь. Если я злюсь, если я позволяю себе вообще любую негативную эмоцию, я могу сорваться, — тихо сказал он. — Ключ к успеху — никогда не ожесточаться, никогда не злиться, никогда завидовать, никогда не поддаваться никакому желанию, которое содержит тьму. Твой Шон, девушка, поглощён ими.

Я сморгнула мгновенное жжение слез. Так много ночей, в своём личном саде тишины, я каждый вечер гадала, куда подевался мой возлюбленный с детства. Почему он никогда не писал и не звонил. Он просто ушёл без единого слова. Это причиняло мне почти невыносимую боль.

И все это время Шон отсиживался в уединении, отгороженный от всего мира, пытаясь научиться контролировать монстра-Невидимого, которым он стал. Все это время я думала, что он оставил меня, потому что не хотел меня, не хотел нас. И потому я дала ему уединение. Я тоже не писала и не звонила. Уязвлённая, раненая. Упрямая и несгибаемая МакЛафлин.

Но он ушёл вовсе не поэтому. Иногда, вопреки открытому окну в эмоции всех окружающих, я могу быть слепа и глупа в отношении собственных чувств.

— Отведи меня к нему, Кристиан.

— Я надеялся, что ты это скажешь.

Глава 27

Мурашки по моей коже, эти раны не исцелятся[48]

Этим утром я потеряла одну из своих птиц.

Его звали Чарльз Джеймс Обри. Ему было двадцать три года. Он повесился в моей квартире на Десото, проведя всего девять дней вне улиц. Я навещала его буквально три дня назад, и даже я оказалась одурачена.

Но так много их пришли и ушли на моих глазах, и я кое-что узнала об их повадках; иногда прямо перед тем, как уйти, они выглядят даже лучше, чем когда-либо, отлично адаптированными. Не ветреными или настораживающе счастливыми, а обманчиво сбалансированными, и я часто поражалась этой позаимствованной кротости. Поражалась огромному количеству боли, от которой они, должно быть, страдали, раз наконец почувствовали себя хорошо только тогда, когда решили уйти из этого безумного, прекрасного мира. Этого нельзя предвидеть, даже мне. Хотя я научилась присматривать за неожиданной, подозрительной умиротворённостью.