«Прав в обоих отношениях, Риодан», подумала я с печальной улыбкой. Мне стоило прислушаться. Но я стыдилась. Боялась. Все было совершенно против моей воли, но я наслаждалась этим. Что женщине делать с таким? Я годами говорила себе, что это не моя вина. Я была игрушкой в руках самого могущественного Фейри в истории, который мог заставить меня думать, будто я что-то чувствую. И все же… стыд. Я никогда не хотела в себе другого мужчину, кроме Шона. И все же я жаждала Крууса так, как никогда не жаждала Шона. Пусть даже это иллюзия, навязанная мне силой, я все ещё чувствовала вкус этого воспоминания. И я ненавидела Крууса за это!

Я знала, почему злился Шон. Я знала, почему он ожесточился. Мы знаем каждый жест друг друга, каждый рывок, боль, страх, надежду и мечту. Обман жил и дышал между нами, и он обзавёлся собственной, ненасытной жизнью. Если у меня была хоть какая-то надежда помочь ему стать мужчиной, которым, как я верила, он мог стать, то сегодня не он один должен встретиться лицом к лицу со своими демонами.

Резко вдохнув, я расправила плечи и толкнула дверь, молясь, чтобы поговорка «и истина сделает вас свободными» оказалась правдивой.

***

— Зачем ты пришла, Кэт? — произнёс Шон тихим, злым голосом, не поворачиваясь.

Он стоял в дальнем конце круглой каменной комнаты, обрамлённый высоким узким проёмом, прорезанным в камне, ветер развевал черные волосы до пояса вокруг его тела, шелестя перьями огромных вороных крыльев.

— Уходи. Сейчас же. Здесь для тебя ничего нет.

Если бы я сначала не увидела Кристиана и почувствовала его сердце, Шон привёл бы меня в ужас. Мой любимый некогда был красивым грубоватым рыбаком, вкалывавшим на океане, повернувшимся своей мускулистой-от-таскания-сетей-весь-день спиной к могущественному смертоносному клану О'Баннионов. С его черными волосами, темными глазами и быстрыми, лёгкими улыбками я привыкла доверять ему в том напуганном, широко распахнутом состоянии, в котором пребывала в свои ранние дни. Из всех встреченных мною людей его сердце единственное казалось мне истинным, лишённым дурных намерений.

Вопреки его внешности, почти идентичной Кристиану и Круусу, теперь он меня не пугал. Я чувствовала его, я находилась достаточно близко. Он потерялся внутри, дрейфуя на земле, куда более заброшенной и опустошённой, чем та уродливая и чёрная, что тянулась за стенами этого замка. Его социопат-кузен Рокки О'Баннион имел кредо, выгравированное на тыльной стороне часов из золота и бриллиантов, которые он всегда носил: «Изолировать цель». Он поклялся, что каждый мужчина и женщина, вне зависимости от образования, родословной или богатства, падёт жертвой; что мы не выстоим в одиночку. И все же Шон два года просидел в опасной изоляции и выдержал. Это дало мне надежду.

— Я не согласна, — сказала я, проходя дальше в ледяную комнату. — Ты здесь.

— Я — возможно. Но Шон — нет, — горько сказал он. — Он давным-давно умер.

— Я тебе не верю.

Когда он резко развернулся водоворотом черных перьев и полыхающих, чужих глаз, я резко вздохнула, но устояла на месте.

«Любовь моя, — подумала я. — О, любовь моя, я так сожалею».

Оба рождённые в могущественных ирландских криминальных семьях, мы провели всю жизнь в бегах от тьмы нашей собственной крови.

Но тьма нашла его.

Я затуманила видение своих глаз, чтобы лучше сосредоточиться на видении своего сердца.

— Убирайся, Кэт. Я не хочу тебя здесь. Ты для меня ничто, — холодно сказал он. — Меньше, чем ничто. И черт подери, не делай этого со мной. Ты не хочешь этого чувствовать. Уходи сейчас, и я позволю тебе жить.

Если я — ничто, тогда почему в его сердце застыл образ того дня, когда я настаивала принять меня и моего ребёнка, ничего не зная? Дня, когда я возвела между нами непроницаемую стену и отгородилась от него.

Я выпалила быстрым потоком слов, потому что знала, что иначе никак не произнесу эту правду, эту ужасную, разъединяющую правду, которая пожирала меня изнутри, и обрубила связывающие нас узы:

— Я соврала, Шон. Я соврала тебе. Круус приходил ко мне, пока я спала. Он насиловал меня во снах. Рэй может быть от него, — я начала плакать в тот же момент, как только это прозвучало, я чувствовала себя так, будто огромное давление, постоянно сокрушавшее меня, исчезло с моей души. Я плакала от облегчения, я плакала от печали. Я плакала от противоречивости, потому что я люблю Рэй. Я люблю её всем моим сердцем, а она может быть ребёнком моего врага. Что с этим делать?

Шон резко дёрнулся, задрожав с головы до пят от интенсивности эмоций. Лёд с вороными прожилками взорвался в комнате, укрывая пол, взбираясь по каменным стенам, свешиваясь с потолка темными хрустальными сталактитами. Его голос прозвучал оглушительно, когда он взорвался:

— Круус насиловал… — он умолк, будучи не в состоянии закончить предложение, резко дёргаясь, сжимая кулаки. — Сукин сын. Этот сукин грёбаный… — он сорвался, зарычав, напрягаясь всем телом от попыток контролировать себя.