Лена видимо пришла к таким же выводам.

С тех пор на все праздники, где могла появиться Цицина, он приезжал за рулем машины, чтобы иметь уважительный повод отказаться от спиртного.

Лена не приезжала совсем...

– Ты знаешь, мы с Муратовыми в Ташкент ездили.

– Знаю, мне Зана звонила, но толком не поговорили. Как там? Где были?
– у Лены при упоминании о родном городе сразу загорелись глаза.

Леночка как может быть в Ташкенте? Как в сказке, будто в детство вернулся. Транспортный на месте, правда КОРа больше нет, старый корпус школы, где наш класс был, тоже снесли, и больше не ходят по городу трамваи. Я сначала даже потерялся без них. Больше тридцати лет прошло, как уехал. А так люди те же, самса и плов те же, дыни те же. Дома только стали чуточку ниже и улицы в нашем районе стали чуточку уже. Или я стал чуточку шире - пошутил Зибин.

Ташкент это особый город, он своих не отпускает. Если тебе посчастливилось жить в нем, и он признал тебя своим, то это навсегда. "Национальность ташкентец" - так сказал один умный человек. Нет, ты потом можешь жить где угодно в Москве, Саратове, Париже или Торонто, жить сколь угодно долго и всем говорить, что ты москвич или скажем парижанин, но все равно всегда будешь знать, что ты из Ташкента, а парижанин или москвич ты только снаружи, это как одежда, надетая на тело. Ташкент будет приходить к тебе во снах. Не часто, но он будет приходить, изредка ненавязчиво напоминая о себе. И тебе опять будут сниться стрелы проспектов и квадраты музеев, и белоснежные отроги Тянь-Шаня вдали, и цветущее весной алое море маков на взлетном поле аэропорта, и узкие улочки махали с высокими дувалами и фруктовыми деревьями прямо на улице. Будут сниться пирамиды дынь и арбузов на рынках и старенький бабай неторопливо едущий на ослике по своим делам.

Ташкент не отпускает от себя никого, и тебя не отпустит тоже. Не отпустит уже никогда.

Они вчетвером планировали эту поездку несколько лет, но московская суета и семейные заботы постоянно вносили свои коррективы в их планы. Еще в молодости он много рассказывал Свете про любимый город и уже давным-давно пообещал, что обязательно отвезет ее туда. Наконец пришло время выполнить обещание. В конце апреля они созвонились с друзьями и в тот же вечер купили билеты на самолет, на вторую половину августа. Оставшиеся несколько месяцев Зибин прожил в томительном ожидании поездки, вспомнив как в детстве, бывало, ждешь день рождения или новый год с их обязательными подарками и праздничным настроением. На этот раз подарком был целый город.

Прилетели под вечер. Пока добрались до места, пока распаковали чемоданы, приняли душ и переоделись, стало темнеть. Ужинать решили в кафе неподалеку.

Когда вышли из дома в памяти сами собой всплыли строчки Марии Версо:

Я окунулась в твои сумерки, Ташкент,

Мой город душных вечеров и жарких лет,

Мой город кошек по дворам и зелени травы,

Сладчайших ароматов винограда и айвы...

До кафе дошли, когда уже совсем стемнело. Зибин сидел за столиком и, закрыв глаза, впитывал в себя этот непередаваемый, до боли знакомый, хотя, казалось бы, уже давно забытый запах ташкентской улицы. Запах его детства. А когда вдруг перестала играть музыка и мужской голос с небольшим акцентом в микрофон произнес:

– А теперь для Ирочки и Сережи музыкальный привет от их друга Рустамчика - и заиграла еврейская семь сорок, он окончательно понял. - Дома.

Такое услышать можно было только в Ташкенте. Пусть ненадолго, всего на неделю, пусть спустя много лет, но он все-таки вернулся домой.

Хотелось охватить, увидеть, вдохнуть в себя весь город, но неделя это катастрофически мало, хоть они и успели многое. Успели пройти по авиагородку и Транспортному, успели дойти до родной школы. Успели показать Ташкент Светлане узнавая и не узнавая и открывая заново изменившийся за долгие годы отсутствия город, а Света в свою очередь успела удивить их всех. Она, с рождения жившая в средней полосе России, так непринужденно и естественно вписалась в город, как будто провела в нем всю жизнь, а купленные на базаре Чор-Су тюбетейка и платье настолько оказались ей к лицу, что местные несколько раз обращались к ней на узбекском языке, принимая за свою. Успели, просыпаясь утром в махале посмотреть на бирюзовое небо под воркование горляшек, успели поесть нет, не так, успели ПОЕСТЬ восточных блюд, жалкое подобие которых подается в дорогих ресторанах Москвы. Поездка удалась, и в обозримом будущем решили путешествие обязательно повторить.

– А еще, мы около школы, в кафе наших встретили.

– Ой, правда? А кого?
– в глазах у Лены запрыгали любопытные бесенята.

– Мишу, Тимура... ну и Яшу.

– Яша тоже там был?
– немного напряженным голосом переспросила она.

– Да был, он вернулся жить в Ташкент, мне удалось поговорить с ним и наконец, разобраться, что же тогда произошло.

Сундук с тайной все-таки открылся, но с опозданием на тридцать лет.

– Я знала, что ты рано или поздно все узнаешь - ее голос звучал все так же напряженно.

– Поздно Лена, я узнал все слишком поздно, а когда узнала ты?

– В девяносто шестом, в апреле. Но тоже было уже поздно.

За ошибки, сделанные в молодости, порой приходится платить всю жизнь.

Она тогда была беременна вторым ребенком. Уже от Игоря. Утром, гуляя по главной алее Транспортного института, случайно встретила Яшу, который давно уехал из Ташкента, но периодически приезжал не надолго, навестить маму.

Постояли, поговорили и наконец, решившись Лена, задала Яше тот главный вопрос, который мучил ее уже много лет. Все знали, что Яши обладал феноменальной памятью, он никогда и ничего не забывал, и на эту память можно было положиться. Тогда и выяснилось, что никакой невесты у Саши не было. Оказывается, это Конькин, а не Саша летел к своей невесте в Алма-Ату. Они тогда основательно выпили за встречу и Яша все время спрашивал про Зибина, а Конькин в двадцатый раз все рассказывал и рассказывал про свою невесту. Ирка сидела за соседним столиком тоже после пары коктейлей, в баре громко играла музыка и Прошина просто не поняла, о ком идет речь, решив, что это у Зибина невеста в Алма-Ате. Она не ожидала такого вероломства от Саши и на следующий день, с утра была у Лены в институте сообщая ей об услышанном. Ее парень стоял рядом и подтверждал кивком головы каждое слово.

Благими намерениями выстлана дорога в ад. Только вот благие намерения были у Прошиной, а ад достался Саше и Лене.

Все это с ужасающей, трагической ясностью она поняла после короткого разговора с Яшей и совершенно опустошенная, буквально выжженная изнутри этим новым, внезапно открывшимся ей страшным знанием медленно, сквозь слезы не видя дороги, пошла домой.

Вечером к ней вызвали скорую. Начались преждевременные роды, но все обошлось, родилась девочка.

Дочка росла белокурой красавицей с большими серыми глазами, глубокими и чистыми как северные озера.