Шрифт:
Признание деяния преступлением с неизбежностью предполагает установление санкции за его совершение. Поскольку уголовное наказание своим содержанием имеет лишение или ограничение правонарушителя тех или иных конституционных прав, постольку в силу требований ч. 3 ст. 55 Конституции РФ такое ограничение, а, следовательно, и установление преступности деяния, возможно только на уровне федерального закона. Важно также обратить внимание, что в соответствии с ч. 1 ст. 1 УК РФ любые законы, предусматривающие уголовную ответственность, подлежат обязательному включению в Уголовный кодекс.
! Можно констатировать, что уголовная противоправность находит свое выражение только и исключительно в федеральном Уголовном кодексе. До момента «включения» деяния в УК РФ оно как преступление не существует.
Данное положение крайне важно в тех ситуациях, когда в УК РФ отсутствует норма об ответственности за какое-либо деяние, в то время как в международных актах или в национальном отраслевом законодательстве содержится указание, что оно влечет за собой уголовную ответственность [13] . В таких случаях возникает некоторая неопределенность: с одной стороны, законодатель признает необходимость предупреждения общественно опасных деяний именно средствами уголовного права, а с другой – не формулирует конкретной санкции за их совершение. Последнее дает основание утверждать, что свойством уголовной противоправности они еще не обладают, а следовательно, и преступлениями не являются. Этот вывод предопределен принципом законности (ст. 3 УК РФ), согласно которому преступность и наказуемость деяния определяются только Уголовным кодексом.
13
Такое предписание содержится, в частности, в Законе РФ «О трансплантации органов и (или) тканей человека» (1992) относительно купли-продажи органов и (или) тканей человека.
Уголовное право как часть (отрасль) системы права в целом, рассматривая вопросы об установлении преступности того или иного опасного деяния, должно сообразовывать свои предписания с положениями иных отраслей права. В силу этого: все, что разрешено иными отраслями права, не может быть уголовно-противоправным; все, что обладает уголовной противоправностью, не может быть разрешено в ином отраслевом законодательстве; не все, что запрещено в ином отраслевом законодательстве, должно быть запрещено в УК РФ.
Будучи отражением законодательной оценки характера и степени общественной опасности деяния, его противоправность не является постоянной величиной. С изменением оценки уровня общественной опасности деяния изменяется и решение вопроса о его противоправности. Законодатель может перевести преступления в разряд иных правонарушений (таким образом, например, была изменена оценка причинения средней тяжести вреда здоровью человека по неосторожности, которое было (за исключением ст. 124 УК РФ) «переведено» из преступлений в разряд административных правонарушений); либо вообще устранить правовые последствия его совершения (что произошло, к примеру, в случае со спекуляцией и добровольным мужеложством совершеннолетних лиц, а позднее – с оскорблением).
! Общественная опасность, виновность и уголовная противоправность в своем системном единстве являются признаками, достаточными для признания того или иного деяния преступлением.
В рамках анализа признаков преступления важно обратить внимание, что в настоящее время в международном праве формируется особый подход к его пониманию. Он связан с функционированием Европейского Суда по правам человека [14] .
Известно, что общей для многих стран мира является тенденция к исключению из числа преступлений деяний, не представляющих большой общественной опасности. В законодательстве ряда государств есть понятия административного проступка, уголовного проступка, нарушения, которые характеризуют менее опасные, чем преступления, деяния, влекущие публично-правовую ответственность.
14
См. об этом: Клепицкий И. А. Преступление, административное правонарушение и наказание в России в свете Европейской конвенции о правах человека // Государство и право. 2000. № 3. С. 65–74.
В этой связи представляет интерес категория «уголовной сферы», формируемая прецедентной практикой Европейского Суда по правам человека. Понятие уголовной сферы охватывает собой уголовно-правовые, уголовно-процессуальные и часть административных правоотношений, в рамках реализации которых государство – участник Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод обязано обеспечить соблюдение требований ст. 6 Конвенции о справедливом, публичном, в разумный срок разбирательстве судебном дела на основе презумпции невиновности и с предоставлением возможности защиты от обвинения. Европейский Суд признал, что решение национального законодателя об отнесении того или деяния к области уголовного или административного права не является главным критерием при решении вопроса о применении ст. 6 Конвенции. Суд указал на ряд признаков, позволяющих выделить «уголовную сферу», среди них основными были признаны «природа преступления, природа и строгость наказания». При этом под «природой преступления» понимается сфера применения нарушаемой нормы. Если норма имеет универсальный, общеобязательный характер – это преступление; если норма относится только к определенной, ограниченной дисциплинарной властью группе, то речь идет о дисциплинарном проступке, если и санкции носят дисциплинарный, а не уголовный характер. Важно указание Европейского Суда, что «уровень серьезности» не имеет существенного значения при отнесении того или деяния к «уголовной сфере».
Таким образом, законодательная оценка деяния как преступления или иного правонарушения (административного, дисциплинарного) еще не предрешает вопроса о том, является ли это деяние действительно преступлением (а потому не может и не должна влиять на уровень гарантий прав обвиняемого). Основным признаком преступления признается характер нарушаемых деянием норм. Речь идет именно о норме права, а не о ее нормативном оформлении (закон, подзаконный акт). При таком подходе содержание противоправности деяния несколько изменяется. Во главу угла ее понимания ставится не запрещенность деяния нормативным актом, а содержание нарушаемых деянием субъективных прав. Если деянием нарушаются универсальные права человека, то оно является преступлением вне зависимости от того, в законе какой отраслевой принадлежности за него установлена ответственность (а по большому счету – независимо от того, установлена ли вообще за него ответственность в национальном праве); если же деянием нарушаются иные по характеру права, то оно может быть признано преступлением только в случае, когда на национальном уровне ответственность за него в виде уголовного (а не какого-либо иного) наказания предусмотрена именно уголовным законом [15] .
15
Близкие по звучанию мысли высказываются и в работах отечественных криминологов, которые утверждают о необходимости различать «ядерные» и «периферийные» преступления, понимая под первыми поступки, совершение которых влечет за собой обязательное уголовное наказание, а под вторыми – поступки, которые могут считаться или не считаться преступлениями в зависимости от времени и страны (см .:Антонян Ю. М. Криминология. Избранные лекции. М., 2004. С. 54). По сути, речь идет о том, что есть деяния, которые является преступлениями в силу своей природы, per se; а есть преступления – в силу указания на то закона. Возможно, в социально-криминологическом плане это замечание верное и имеет смысл для оценки объемов преступности, уровня защищенности прав человека и уголовной политики; однако в уголовном праве его принятие вряд ли возможно.
Представляется, что такой подход к преступлению, продиктованный необходимостью всемерной защиты общепризнанных прав и свобод человека, является концептуальным для формирования международного уголовного законодательства и системы международной уголовной юстиции. Однако сегодня еще преждевременно делать выводы о том, насколько универсальным он станет, поскольку его реализация затрагивает глубинные проблемы определения границ суверенитета национальных государств в условиях глобализации и ставит проблему «общепризнанности» самих прав человека.