С этими известиями летописи об изначальной южной локализации Руси следует соотнести и более поздние ее данные, в которых те или иные древнерусские города то относятся, то не относятся к Руси. Проанализировавший эти сообщения А.Н. Насонов пришел к выводу, что наряду с восприятием всего государства как Руси летописец подразумевал существование области, которую можно назвать Русью в «узком смысле» этого слова.

Рис. 7. Составленая А.Н. Насоновым карта «Русской земли» в узком смысле слова. Источник: Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. Монголы и Русь. СПб., 2002

Весьма показательно, что данная область не была связана с одним племенем: «Территория “Русской земли”, границы которой мы в общих чертах проследили по летописным известиям, не была старой племенной территорией, так как на ней обитали поляне, северяне или часть северян, часть радимичей и, может быть, часть уличей и вятичей; вхождение последних в состав “Русской земли” остается под сомнением. Перед нами следы неплеменного объединения, пределы которого определялись не этническим признаком. Устойчивость термина как термина географического показывает, что “Русская земля” весьма древнего происхождения и сложилась она, очевидно, не в XI в., когда из состава ее выделяются княжества Киевское, Черниговское и Переяславское, а значительно раньше. Наконец, выделение из состава ее трех поименованных “областей” заставляет предполагать, что Киев, Чернигов и Переяславль были некогда центрами этой “Русской земли”. Дошедшие до нас в Повести временных лет договоры с греками в древнерусских переводах с греческого в полной мере подтверждают такое предположение»144. На основании изучения летописных текстов им была составлена карта этой «Русской земли» в узком смысле слова (рис. 7). Отмечая, что и в последующие времена термин «Русская земля» часто употребляется в летописи при описании борьбы с кочевниками, этот исследователь предположил, что само это образование возникло еще до Олега и Игоря: «Присматриваясь к границам “Русской земли”, мы неизбежно приходим к выводу, что границы эти определились еще в условиях хазарского ига, слабевшего в течение второй половины IX в., что население “Русской земли” первоначально состояло из тех славянских племен, которые были подчинены ранее хазарам. В самом деле, все летописные данные говорят о том, что борьба с древлянами и покорение их киевскими князьями восходит к глубокой древности. Но чем же объяснить, что даже в XII в. древляне считались живущими за пределами “Руси”, “Русской земли”? <…> Очевидно, территориально она отлилась в очень древние времена, в период спада хазарского преобладания на юге и борьбы с хазарами»145. Свое исследование данной темы предпринял и Б.А. Рыбаков, также составивший карту «Русской земли» в узком смысле слова (рис. 8). Хоть оба выдающихся историка и расходятся в частностях, однако в целом их выводы совпадают.

Рис. 8. Составленая Б.А. Рыбаковым карта «Русской земли» в узком смысле слова: 1 – по историческим данным XII в.; 2 – по археологическим материалам VI–VII вв.; 3 – важнейшие места находок вещей VI–VII вв. Источник: Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества в XII–XIII вв. М., 1982

С этими наблюдениями над текстом отечественных летописей достаточно давно сопоставляются и некоторые достаточно ранние сообщения о Руси иностранных авторов. Константин Багрянородный в своем сочинении писал: «(Да будет известно), что приходящие из внешней России в Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда (Новгорода. – М.С.), в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта России…»146 Поскольку Новгород отнесен императором к «внешней России», данное выражение как будто бы предполагает существование «внутренней России» уже во времена Игоря. Уже упоминавшийся «Баварский географ» так описывает Восточную Европу: «Кациры (Caziri), 100 городов. Руссы (Ruzzi). Форшдеренлиуды. Фрешиты. Шеравицы. Луколане. Унгаре»147. Исследователи признают, что это одно из ранних упоминаний Руси. В непосредственном соседстве с нею указаны хазары. Исследовавший данный текст с лингвистической точки зрения А.В. Назаренко отмечает, что источником заимствования д.-в.-н. Ruzzi было слав. Rusь, которая располагалась на юге Восточной Европы, скорее всего в Среднем Поднепровье. По поводу других соседей русов, форшдеренлиудов, мнения специалистов расходятся. Одни видят в этом названии «лесных людей», то есть древлян, другие – крымских варягов, третьи – характеристику русов как «руководящих, первых людей, первый, главный народ». Дополнительную трудность в трактовке обуславливает и то, что ни один другой источник, кроме «Баварского географа», его не упоминает. То же самое относится и к слову «фрешиты». И. Херрман понимает его как слово «независимые», являющееся еще одной характеристикой русов, однако его мнение разделяется не всеми специалистами. Шеравицы однозначной интерпретации не поддаются, а луколан достаточно много исследователей отождествляет с древнерусским племенем уличей. На основании фразы летописца «И беше седяще уличи по Днепру внизъ, а по семъ преидоша межю Бъгъ и Дънестръ, и седоша тамо» и археологических данных Б.А. Рыбаков показал, что до середины Х в. уличи жили на Днепре южнее полян148. Следует отметить, что самое первое упоминание о конфронтации правителей Киева с уличами, в результате чего они в конечном итоге переселились на Буг из Южного Поднепровья, относится к Аскольду и Диру, которые «къняжаща Кыев и владюща полями и бша ратьни съ древляны и съ уличи».

Последующие исследования показали, что определенное этническое единство населения «Русской земли» в узком смысле слова все-таки имело место. Антропологи отметили близость древнерусского населения округи Чернигова и Переяславля с правобережным населением Киевского Поднепровья, то есть основных центров «Русской земли» в узком смысле слова, при фиксируемых этой наукой различиях с «северянскими» сериями, близкими облику дреговичей, радимичей и кривичей149. Однако вопрос о том, возникло ли оно до или после образования Древнерусского государства, остается пока открытым.

Именно к той эпохе, которую А.Н. Насонов считает временем возникновения «Русской земли» в узком смысле слова, относится известие о Русском каганате. Сообщают о нем «Бертинские анналы», которые под 839 г. рассказывают, что к франкскому императору Людовику прибыло посольство от византийского императора Феофила: «С ними (послами) он прислал еще неких (людей), утверждавших, что они, то есть народ их, называются рос (Rhos) и что король их, именуемый хаканом, направил их к нему, как они уверяли, ради дружбы. В упомянутом послании он (Феофил) просил, чтобы по милости императора и с его помощью они получили возможность через его империю безопасно вернуться, так как путь, которым они прибыли к нему в Константинополь, пролегал по землям варварских и в своей чрезвычайно дикости исключительно свирепых народов, и он не желал, чтобы они возвращались этим путем, дабы не подверглись при случае какой-либо опасности. Тщательно расследовав (цель) их прибытия, император (Людовик) узнал, что они из народа свеев (правильнее говорить о свеонах, что соответствует тексту оригинала Sueones. – М.С.), и, сочтя их скорее разведчиками и в той стране, и в нашей, чем послами дружбы, решил про себя (в других переводах «у себя». – М.С.) задержать их до тех пор, пока не удастся доподлинно выяснить, явились ли они с честными намерениями или нет»150. Дальнейшая судьба этих послов неизвестна, но именно на этом сообщении франкских анналов норманисты во многом и строят свою гипотезу.

Однако, если внимательно проанализировать текст этого сообщения, окажется, что оно далеко не так однозначно, как представляется на первый взгляд. Во-первых, норманисты почему-то совершенно не рассматривают возможность, что свеоны «Бертинских анналов» были авантюристами, просто выдавшими себя за русских послов, чтобы получить дары от византийского императора, не имеющими никакого отношения к народу рос. Во-вторых, как полагал А.Г. Кузьмин, свеоны были «географическим, а не этническим определением» и обозначали не собственно свеев-шведов, а население побережья Балтийского моря и островов151. Однако, даже если предположить, что свеоны в данном тексте действительно были шведами, это свидетельствует скорее против, чем за скандинавское происхождение росов. Утверждение послов, «что они, то есть народ их, называются рос», напрямую перекликается с зафиксированной летописью формулой начала речей послов Олега и Игоря «Мы от рода русского»152 и указывают отнюдь не на племенную принадлежность конкретных послов, а лишь на то, что они являются представителями Древнерусского государства. В высшей степени показательна и реакция франкского императора. Из «Жития святого Ансгария» известно, что в 829 г. к Людовику Благочестивому прибыло посольство свеонов, желавших принять христианство, и к ним были отправлены миссионеры. Теперь же, в 839 г., услышав, что новые шведы называются росами, он немедленно заподозрил в них лазутчиков и задержал до выяснения обстоятельств. Такая редакция Людовика более чем красноречиво показывает, что в качество росов шведы никому на Западе известны не были. Страдавшая от набегов викингов Западная Европа знала скандинавов очень хорошо, и первая же их попытка назваться другим именем сразу же вызвала серьезные подозрения. Следует сразу подчеркнуть, что ни один источник, ни собственно скандинавский, ни русский, ни какой-либо иностранный, больше никогда говорит о том, чтобы скандинавы утверждали, что они принадлежат к племени русов. Для подтверждения своей гипотезы норманисты пытаются использовать и письмо Людовика II византийскому императору Василию I, где говорилось: «Хаганом же, как убеждаемся, зовется предводитель авар, а не хазар или норманнов…»153 Само письмо византийского императора до нашего времени не дошло, но по поводу искусственного этникона Nortmanni А.В. Назаренко предположил, что он являлся частичной калькой греческих названий типа , , «северные народы», , «северные скифы», стоявшем в несохранившемся письме Василия I154. Таким образом, Nortmanni письма Людовика II отнюдь не доказывают скандинавскую принадлежность Русского каганата, а являются переводом обобщенного византийского названия жителей Севера и не более того.

С другой стороны, отечественные источники неоднократно фиксируют использование титула кагана применительно к великим князьям Древней Руси. Митрополит Иларион в XI в. так восхваляет крестителя Руси: «Сии славныи от славныихъ рожься, благороденъ от благородныихъ, каганъ нашь Влодимеръ…»155 Говоря чуть далее о сыне Владимира Ярославе, которого он называет христианским именем Георгий, Иларион и его называет каганом: «Паче же помолися о сын твоемь, благоврнмь каган нашемь Георгии…»156 Надпись на стене Софийского собора в Киеве гласила «СЪПАСН Г(ОСПОД) Н КАГ(А) NА NАШЕГО»157 С.А. Высоцкий относит к великому князю Святославу Ярославичу, правившему в Киеве с 1073 и 1076 гг. Наконец, «Слово о полку Игореве» именует каганом сына Олега Святославича, князя Тмутараканского и Черниговского, умершего в 1115 г.

Исследователей давно интересовал вопрос: почему к русским правителям на протяжении более чем двух столетий применялся чужеземный титул? Впервые это тюркское слово упоминается в китайских летописях в 312 г. Каганами именовались верховные правители тюрок, авар и хазар, а в результате движения на запад этих кочевников данное слово стало известно в Европе. По всей видимости, именно от хазар, держава которых значительное время была самой мощной в Восточной Европе и простирала свою власть на некоторые пограничные со степью славянские племена, этот титул и был заимствован русскими князьями. В вопросе возникновения Русского каганата немаловажными представляются выводы А.П. Новосельцева, приведшего сведения Масуди, который в начале Х в. описал двоевластие у хазар, когда реальная власть у них находилась в руках царя-ишада, а каган, ведя жизнь затворника, был скорее символом, а не носителем верховной власти. Хазарский царь Иосиф в своих письмах вообще ни разу не упомянул кагана. Исследователь полагает, что именно поражение, нанесенное хазарам арабским полководцем Мерваном в 737 г., положило начало перехода реальной власти от кагана к царю-ишаду. Насколько можно судить, процесс этот был не одномоментный. Поскольку правитель русов едва ли стал заимствовать титул, носитель которого не обладал реальной властью, а произошло это, по мнению А.П. Новосельцева, в первой трети IX в. Его принятие еще до призвания варягов означало, во-первых, независимость от Хазарского каганата и претензии на господство в регионе и, во-вторых, предполагало, что под властью кагана русов находятся другие правители ибо данный титул, соответствовавший у тюркоязычных кочевников титулу императора, изначально предполагал такое значение158. После объединения страны под властью династии Рюриковичей их представители перенимают данный восточный титул, который продолжает подчеркивать их независимость от Хазарии, а после ее разгрома Святославом и от Византийской империи.