Но он помнил о своей зависимости от внешних обстоятельств, от своего неведомого и не вполне ясно представляемого покровителя. «Спаси и сохрани», – не забывал молить его человек: по утрам – если отдых покорного сына неба и природы не прерывался ревом диких зверей, наводнением или нападением других людей, врагов; перед тем как утолить жажду и голод – если было время; перед сном – если еще оставались силы после трудного дня.

Со временем человек окреп во многих отношениях. Добытые им знания стали настолько обширными, что он сам в них порой слабо разбирался (особенно в тех, что не были связаны с его повседневной жизнью и работой). Его горизонты раздвинулись, мир стал огромным, (по территории он сравнялся едва ли не со всей поверхностью планеты), социальная инфраструктура усложнилась и требовала много внимания, забот, затрат.

Человек еще старался не забывать молиться, но более важным ему казалась возможность добиться гарантированного благополучия, сохранения относительно высокого комфорта, которого ему удалось достичь. Для этого человек все охотнее пользовался достижениями науки и технического прогресса, но решение своих проблем он нередко искал в другом – в том, чтобы навязать свою волю оппоненту, контролировать как можно больше земли, воды, людей вокруг, подчинить себе природу. Он делал все больше сбережений и вложений, занимал все больше пространства.

О спасении он почти забыл, а сохранение всего нажитого порой стал считать минимумом, если не само собой разумеющимся долгом бытия перед собой. Он обязательно пытался добиться во всем твердых гарантий. Впрочем, он понимал, что проблем и даже опасностей избежать непросто, но терять тем не менее ничего не хотел, поэтому придумал страхование. С онтологической точки зрения страхование может показаться если не жульничеством, то самообманом и лотереей, но оно позволяет многим участникам социальных отношений восполнить тот или иной понесенный ущерб, «вернуть» многие из относительно несложных непринципиальных потерь.

Страхование приобрело огромный масштаб. Создалось впечатление возможности все восстановить, застраховаться от всех бед, в том числе от собственных просчетов и грубых ошибок. При этом комфорт значительной части представителей человечества достиг высокого (с точки зрения здравого смысла и гуманизма; в ряде случаев – абсурдно высокого, противоречивого) уровня.

Человек пожелал тотальной защиты, которую он видел в своем умении подстроить под свои интересы все в окружающей действительности. Под рукой была теперь уже не просто система надежных сверхсовременных инструментов, а целая вторая природа (дающая, правда, иногда досадные сбои, которые, впрочем, не так сильно вредили главным акторам социальных отношений, а «били» все больше по толпе). К тому же на службе у человека был мощный арсенал развитых научных знаний. Человек заговорил об обеспечении своей безопасности – национальной, корпоративной, личной. Он стал создавать такие системы, которые могли бы эту претензию реализовать.

В этом историческом преображении – от звериного стремления выжить и слабой надежды на спасение к убежденности в праве на тотальную безопасность и управление всем в мире – человек постепенно трансформировал свою мораль; в конце концов, он стал иначе относиться к ответственности перед всем тем, что дало ему жизнь, свободу, комфорт, надежду на будущее. Он решил, что сам может быть не просто мерой всех вещей, но одновременно законодателем всего сущего и судьей.

Но есть история и другого человека (иной его стороны, другой части человечества). Он и сегодня живет в картонной коробке недалеко от Шанхая или в легкой лодке на берегу Южно-Китайского моря, едва ли не круглые сутки поддерживает «на плаву» свое хозяйство в маленьком селении под Улаганом, промышляет пиратством в Аденском заливе, выращивает мак под Кандагаром или коку в Андах, а то и вообще непонятно как существует в предместьях Хараре или Мехико. Он тоже может быть оптимистом и тоже думает о своем спасении; но первый и второй находятся скорее в отношениях конфликта, который периодически прорывается на поверхность исторического процесса, обретая жесткие трагичные формы.

Есть еще истории человека долга, человека совести, человека, чьим жизненным смыслом был труд, любовь к ближнему, своей родине и своей земле. И все подобные истории не просто связаны с динамикой науки, но во многом обязаны ей.

Казалось бы, осознание хрупкости мира, вероятности близкой и неожиданной катастрофы должно заставить человека вести себя более осмотрительно, ответственно, самокритично; разумно, в конце концов. Однако человек продолжает испытывать на прочность природу и себя, зачастую не задумываясь о последствиях, не желая принимать во внимание предупреждения, мольбы, доводы.

Философия, наука взывают к совести и разуму человека, пытаются направить его энергию на любовь друг к другу и созидание, устремляют к вечному неустанному поиску гармонии и справедливости. Иначе человек будет чем угодно, но не самим собой.

Какой будет дальнейшая история – сколько-нибудь точно сказать невозможно. Но наука продолжает бороться за будущее человека. Ученые понимают, что «безопасность» – понятие условное, а обеспечить безопасность от всего – немыслимо. Хотя бы потому, что, несмотря на возросшие прогностические способности науки, новые виды и источники даже уже известных опасностей, зачастую, возникают раньше, чем создается средство (способ, инструмент или система) противодействия ей.

Некоторые угрозы, зреющие в результате неразумного отношения к природе, пренебрежения нормами гуманизма, научных просчетов, выявляются не скоро. На некоторые общество не успевает отреагировать вовремя вследствие обычной инертности, неповоротливости государственных служб и чиновников, некомпетентности отдельных специалистов или, как иногда говорят, – «человеческого фактора». Нельзя исключать таких угроз, которые могут возникнуть совершенно неожиданно.

Наконец, и наука нередко причастна к созданию новых опасностей, оружия. И если всеобщую безопасность она обеспечить не может, то стремится создать методы, технологии и другие, зависящие от нее, условия устойчивого прогрессивного развития.