– А где тетя Саша?

– Экзамен сдает, – голосом телефонного автомата ответил сыщик, так и не оторвав взгляда от ложки. К счастью, борщ уже кончился и Костя поскорей отложил ее в сторону. Брок тут же вздрогнул, словно и впрямь вышел из транса, и закончил мысль уже вполне осмысленно, тоном неприкрытого сожаления: – Математику! Ну скажи, зачем сыщику математика?

– Не знаю, – честно ответил Костя и принялся за котлеты.

Брок проводил взглядом аппетитный кусок до Костиного рта, и сожаления в его голосе заметно прибавилось:

– Вот и я о том же! Ведь собиралась на юрфак, как все нормальные люди, и вдруг, бац – подалась в программисты!..

Жующий мальчик что-то промычал в ответ, но Брок уже снова мысленно переживал непредсказуемый и совершенно на его взгляд нелепый поступок дочери. В глубине души он даже считал его предательством, но, будучи человеком справедливым, все-таки одергивал себя насчет подобной оценки. Да, Сашенька не пошла учиться в юридическую академию, как собиралась ранее и чего ожидал от нее Брок. Не сказав ему ни слова, не посоветовавшись (а это цепляло больнее всего), дочь поступила в технический университет, выбрав профессию программиста. Но ведь при этом она не оставила работу в сыскном агентстве отца! О каком предательстве тут может идти речь? Мало того, Сашенька объяснила свое решение тем, что в сыщицком деле главное не знание юриспруденции и прочей теоретической мути, а в первую очередь – аналитический ум и логическое мышление, без чего не может обойтись ни один программист. С этим трудно было спорить. Но Брока все равно продолжало коробить от поступка дочери. Настроение неуклонно поползло вниз.

Чтобы как-то развеяться и поднять его хоть немного, сыщик вновь открыл Костину рукопись и, прихлебывая горячий чай, углубился в чтение. Мальчик, тоже перешедший уже в трапезе к чаю с печеньем, с волнением следил за выражением лица Брока.

Сначала оно не выражало ничего, лишь бегали со строчки на строчку внимательные сыщицкие глаза. Но вот в них мелькнула искорка заинтересованности, а сжатые до этого в тонкую полосу губы тронула легкая улыбка. Затем сыщик хмыкнул, и улыбка стала вполне оформленной. Перелистнув страницу, Брок впился в строчки уже совсем иным взглядом. Даже пробормотал под нос: «Так-так-так-та-аааак!..», отчего Костя взволнованно заерзал, так и порываясь спросить что-нибудь вроде «Ну, как?»

Но тут на кухню заглянула Ирина Геннадьевна и, окликнув мужа, выразительно постучала по запястью.

– Что? – не сразу вернулся к реальности Брок. – Рука? Что рука? А?..

– Нога, – вздохнув, ответила супруга. – Точнее, ноги. Тебе их пора брать в руки.

– Ноги?.. – нахмурился Брок. – Чьи? – И засмеялся вдруг, показав на открытую рукопись: – Ты не поверишь, Ирусик, но Костя такую забавную повесть сочинил! Он себя и своего папу ее главными героями сделал. Вот уж нафантазировал!..

– Тебе на работу по… – начала Ирина Геннадьевна, но теперь ее перебил Костя. Голос мальчика дрожал от обиды, а в глазах стояли самые настоящие слезы.

– Это не повесть! – вскрикнул мальчик. – Я ничего не фантазировал! Это все было по правде!

– Стоп! – Сыщик ударил по столу так, что подпрыгнули тарелки, а к валявшейся на полу вилке добавилась еще и ложка. – Всему есть предел, мой юный друг! Все хорошо в меру. У тебя прекрасная фантазия и замечательный слог, я бы даже сказал, что в тебе определенно зарыт талант, который ждет своего отрытия… Но!.. – Брок снова врезал по столу, уже чуть потише, подпрыгнули только чашки, да и то невысоко. – Но перевоплощение в героев произведения хорошо лишь в момент творческой работы. Не надо забывать о возвращении, так сказать, в реальный мир, когда работа закончена. В конце концов, если я не ошибаюсь, тебе уже не шесть лет, когда еще верят в драконов и дедов морозов…

– Я верила в Деда Мороза до десяти, – вставила вдруг напуганная реакцией мужа Ирина Геннадьевна.

– Не суть, – отмахнулся Брок. – Я верил до восемнадцати, пока вместо подарка деды-отморозки в новогоднюю ночь не всучили мне зубную щетку, которой я должен был чистить унитазы в казарменном туалете.

– И ты чистил? – ахнула супруга.

– Я начистил кое-что другое, – обиженно фыркнул Брок. – Этим самым дедам той же самой щеткой. Ты ведь знаешь, сколько у меня всевозможных разрядов по всяческим видам спорта?

– Нет, – ответила жена. – По всяческим – не помню. Только по легкой атлетике: бегу, прыжкам…

– По каким прыжкам?! – подскочил сыщик. – А второй юношеский по боксу? А почетная грамота в шестом классе за третье место по борьбе… не помню какой… Да знаешь, сколько у меня спортивных достижений за всю-то жизнь?

– А ты знаешь, сколько уже времени?

– Да, – кивнул Брок, посмотрев на часы. – Без пяти два.

– А обед у тебя до двух. А до работы тебе идти минут двадцать.

– Можно успеть и за пятнадцать, – не согласился Брок. – А если бегом, можно и за десять успеть. Летом.

– Почему только летом?

– Зимой скользко. Если упасть, можно совсем опоздать. Очень и очень надолго! – поучительным тоном выдал Брок и поднял указательный палец.

– Уже без двух минут два, – подсказала Ирина Геннадьевна. – Даже если ты помчишься, невзирая на зимние опасности, то все равно опоздаешь.

– Куда?

– На работу.

– Так чего же ты молчишь?! – взвился Брок и бросился из кухни, опрокидывая стулья.

Костину рукопись, впрочем, он прихватить с собой не забыл. И, надевая пальто с шапкой уже на ходу, крикнул из-за входной двери мальчику: