Мирон тоже подошел к столу, только сделал это подчеркнуто неспешно, как неприязненно подумалось Саше, – несколько подобострастно. Впрочем, она великодушно простила любимого, списав такое поведение на издержки жизни в стране с монархическим режимом.

Между тем, Царь-батюшка, вновь приобретя вполне жизнерадостный вид, сделал приглашающий жест:

– Присаживайтесь, господа, – и, с благодушной улыбкой взглянув на Сашеньку, добавил: – И дамы, конечно же. – А потом сердито глянул на Сушика и рыкнул: – Ты тоже садись! Так уж и быть, перед гостями неудобно… Только подальше, туда вон!.. – ткнул он пальцем почти на середину стола. – Глаза б мои на тебя не смотрели, бездельник…

Главный придворный розыскник, согнувшись в три погибели, словно выполняя пожелание правителя быть для того невидимым, посеменил к длинной широкой скамье, тянущейся по обеим сторонам стола. Саше даже стало немного жаль старика – все-таки тот исполнял службу, судя по всему, ревностно. Ну, а то, что не все получалось – на то могли быть и вполне объективные причины.

Броки, второй и первый, уселись по левую руку от царя, Саша с Мироном по правую. Как и предполагала Сашенька, на столе оказалось множество фруктов в изящных, музейной красоты вазах; здоровенные пироги на золоченых (а может и на золотых) подносах; икра, черная и красная, в хрустальных ладьях; сыры и колбасы разных сортов, мясо в различных видах, рыба всевозможного приготовления и много чего другого, ужасно соблазнительного на вид, на многочисленных тарелках, тарелочках и тарелищах. И, разумеется, напитки – всех, пожалуй, цветов радуги, в стеклянных бутылях, бутылках и штофах, хрустальных графинах и даже просто в бочонках.

– Что будете пить, господа? – потянулся Берендей к ближайшему штофу. – Может быть, водочки?

– Мне бы… пива, – почти как Семен Семеныч Горбунков, скромно ответил первый Брок.

– Желательно российского изготовления, – добавил второй.

– А другого и не держим! – вскинул ко лбу брови царь. – Где это видано: на царском столе – да чтоб иноземщина? Державу позорить только. Да и то сказать, немцы, что ли, с турками лучше нашего могут пиво варить? – Берендей раскатисто захохотал. Сыщики дружно захихикали следом.

Саша хоть и не являлась большим знатоком и ценителем пенного напитка, все-таки немного призадумалась. Что-то в словах Берендея и реакции «родителей» показалось ей нелогичным. Но тут справа от нее шумно сглотнул Мирон. Сашенька обернулась к другу, который уже смущенно прикрыл рот ладонью.

– Ты чего? – шепнула Саша. – Слюной захлебнулся?

Юноша покраснел и часто-часто закивал. А потом прошептал в ответ:

– А можно мне тоже… пива?

– А чего ты меня спрашиваешь? – изумилась Сашенька. – Я тебе что, жена?

Мирон помрачнел. «Ну, вот, – мысленно фыркнула девушка, – этих мужчин не поймешь. Запрещаешь им что-то – дуются, разрешаешь – тоже неладно».

Сама же Сашенька ничего ни у кого спрашивать не стала, налила себе рубинового вина из резного пузатого графина с узким горлышком, опередив на миг потянувшегося услужить ей Берендея Четвертого, и подняла хрустальный бокал на точеной ножке.

Мирон испуганно зашипел:

– Первый тост говорит Государь!.. – но Берендей, услышав юношу, разрешающе вскинул ладонь, и Саша, не вставая, отчего Мирон вообще закатил глаза, сказала:

– Ну, за царя!

Юноша облегченно выдохнул. С середины стола послышались судорожные аплодисменты, которые Сашенька приняла поначалу за шлепки вяленой рыбой об стол. Но обернувшись на звуки и увидев Сушика, который вскочил из-за совершенно пустого в том месте стола и усердно хлопал в ладоши, девушка покачала головой:

– Господину розыскнику тоже налить надо…

– Перебьется, – буркнул царь, но все же небрежно щелкнул пальцами, и Саша, разинув от изумления рот, увидела, как перед Сушиком неведомо откуда появилась вдруг граненая стопка, накрытая горбушкой черного хлеба. «Будто покойнику», – мелькнуло в голове у девушки, которой она протестующе замотала. Берендей скривился, но щелкнул все же еще раз пальцами. Перед главным розыскником вырос стакан. Не хрустальный, но все-таки уже не граненый. А также стояли теперь перед Никодимом Пантелеймоновичем и пара тарелок – с колбасой и огурцами. И сиротливо лежало в сторонке яблоко. Зеленое и даже на вид кислое. Саша вздохнула, но больше перечить царю не осмелилась. Да и Сушик, если на то пошло, был далеко не сахарным. Может, для него подобные яства – самое то.

Выпили, закусили. Налили по второй. Слово взяли сыщики, толкаясь и перебивая друг друга. Каждый торжественно поднял бокал светлого, искрящегося пива.

– Так сказать, – произнес первый Брок, отпихивая локтем второго, – мы, как говорится, тут.

– Волею, если можно так выразиться, случая… – все-таки вылез Брок-два, прикрыв ладонью рот первому. Но тот, возмущенно дернув головой и отплевываясь, перебил дубля:

– Или, скорее, не случая, а недоразумения!..

– Но как бы то ни было, – резко мотнул всем корпусом сыщик номер два, отбросив коллегу от стола, – мы уже тут, а раз уж мы тут…

– …то мы, должен заметить, не там! – потрясая свободной рукой, вернулся на место Брок-один и злобно сверкнул глазами на «близнеца». Но тот стойко выдержал взгляд и как ни в чем не бывало продолжил:

– И уж тем более, вы не поверите, не где-то еще.

– А значит, – сказали они дружным дуэтом, недоуменно переглянулись и так же, дуэтом, закончили: – Тут пока и будем.

Затем оба синхронно нахмурились, понимая, что тост получился незавершенным, и первый сыщик веско изрек, приподняв еще выше бокал: