Сушик склонился еще ниже, затем резко выпрямился (насколько позволила сутулость) и затараторил:

– Господин Русский появился в царстве-государстве недавно, но уже зарекомендовал себя как добропорядочный гражданин и грамотный специалист. Узнав о пропаже… то есть, об исчезновении… в общем, узнав об известном происшествии, Измаил Самуилович сам, по доброй воле, предстал пред государевы очи и порекомендовал лучшего, на его взгляд, по данным делам специалиста. Вас, – ткнул на Брока пальцем главный розыскник. – Или вас, – повернулся он к Броку-два.

– Меня, меня, – пробурчал первый сыщик. – Я, так сказать, распутывал одно дельце господина Русского.

– Таки да, – закивал Измаил Самуилович и вновь широко улыбнулся. – Распутывал. Сложнейшее дело! Это великий сыщик!.. – смахнул бывший толстяк внезапно набежавшую слезу.

– Да чего уж там, – засмущался чрезвычайно польщенный Брок.

– Нет-нет-нет! – замахал руками Русский. – Не спорьте! Великий. Величайший! Как говорили древние – максимус.

– Да уж не минимус, конечно, – потупил довольный взор сыщик и ковырнул носком ботинка пол. – Метр восемьдесят все-таки…

– Вот, собственно, и все, – подытожил Измаил Самуилович. И отвесил поклон Царю-батюшке: – Разрешите идти, ваше величество? Дело простаивает.

– Ступайте, – разрешил Государь и снова хлопнул в ладоши. Русский, словно по волшебству, исчез. Собственно, именно что по волшебству. А Берендей Четвертый посмотрел на первого Брока, перевел взгляд на второго и остановил его снова на первом: – Какие будут еще вопросы, господа? Не пора ли и вам приступать к делу?

Броки переглянулись.

– Нам нужно посоветоваться, – сказал Брок-один.

– Обдумать ситуацию, – кивнул Брок-два.

– Если можно, наедине.

– Лучше на свежем воздухе.

– Пантелеймоныч, – повелевающе взмахнул ладонью Берендей. – Обеспечь господам сыщикам наилучшие условия. Любая их просьба – для тебя закон. Малейшее пожелание – приказ. Отныне считай, что они говорят моими устами.

Сушик низко склонился. Выражение его лица стало от этого недосягаемым для взоров, но Брок был уверен, что радость оно точно не излучает.

– А мы? – подскочила Сашенька. – А наши пожелания? – захлопала она длинными ресницами.

– Вы ведь помощники сыщиков? – спросил царь.

– Ну да.

– Ваши просьбы и пожелания направляйте им. А там – как они сами решат.

– Ну, вот… – пробурчала девушка. – Нигде молодым дороги нет… – А потом, вспомнив важное, тряхнула белой челкой: – Ваше величество! А вам лично можно одну просьбу сказать?

– Скажи, красавица, – масляно заулыбался Берендей.

– Можно я вас щелкну? – приподняла она футляр с цифровиком. – Хотя бы разик.

Царь-батюшка разинул рот и захлопал глазами. А главный розыскник, позабыв о возрасте, пулей метнулся к правителю и, раскинув руки, заслонил того своим телом.

– Покушение на Государя! – завопил он истошным фальцетом.

– Уймись, дурень, – оттолкнул царь Сушика. Впрочем, недалеко. И прямо перед собой – так, чтобы придворный розыскник продолжал оставаться между ним и девушкой.

– Вы чего это? – испугалась Сашенька. И посмотрела на отца: – Папа, чего они?..

– Возможно, они неправильно поняли слово «щелкнуть», – сделал предположение Брок, тоже слегка растерянный.

– А как было надо понять? – из-за сушиковской спины поинтересовался Берендей. В голосе его явно слышалось смущение. – Не щелбан же она мне бить собралась…

– Разумеется, не щелбан, – пожал плечами сыщик. – Дочка вас сфотографировать хотела, вот и все. На память.

– А-а-а! – фальшиво рассмеялся царь. – Всего-то! А я-то и впрямь подумал невесть что. – Берендей оттолкнул в сторону лысого розыскника и, покосившись на черный футляр в руках у девушки, спросил: – А это вполне безопасно? – И замахал руками: – Вы не подумайте, что я за себя опасаюсь! Но ведь за мной – держава. За нее пекусь.

– Это вполне безопасно. И не больно, – обиженно буркнула Сашенька. – Хотите, я рядом с вами встану, а папа нас вместе щелкнет?

– Хочу, – кивнул Царь-батюшка, хотя его взгляд подобного желания не выдавал.

– Ваше величество, – затряс лысиной Сушик. – Не поддавайтесь на провокацию!

– А ну-ка, цыть! – рассердился Берендей Четвертый, которому и так уже было стыдно за прилюдное малодушие. – Уйди на свою табуретку и сиди молча.

Никодим Пантелеймонович, понурив лысую голову, побрел прочь. А Сашенька, передав фотоаппарат отцу, подошла к царю.

– Можно я вас под ручку возьму? – мурлыкнула девушка.