– Мой квартирант, подружка, трое суток не ел: такая у него служба, – сказала Аграфена. – Я ему пообещала, что ты его накормишь.

– Да уж как-нибудь накормлю, – фыркнула Анфиса.

Она была в отличном расположении духа. То ли из-за приезда Кузнецова, то ли из-за прихода Голикова, то ли потому, что свела их вместе.

– Что же вы не бережете свое драгоценное здоровье? – с укоризной спросил Кузнецов.

– Много работы, – уклончиво ответил Голиков. Он не имел понятия, кто такой Вася, и не спешил вступать с ним в беседу.

Анфиса выбежала из комнаты и вернулась с запретным, зеленого стекла штофом, виновато глядя на Голикова.

Аркадий Петрович притворился, что не заметил этого взгляда, а Кузнецов сразу оживился. Голиков, положив на тарелки женщинам соленой рыбки, взял изрядный кус и себе и начал есть с хлебом, наблюдая за Васей.

«Не робок, – отмечал он, – кое-что в жизни хлебнул. Держится уверенно. Только не пойму: эта уверенность от избытка физической силы или оттого, что кто-то за его спиной стоит? Скажем, Астанаев? Нет, если бы Вася служил Астанаеву, Анфиса не стала бы водить с ним компанию… Теоретически, – поправил он себя. – А практически ей могли пообещать, что заберут ее обратно в лес, если она не подсунет мне Кузнецова…»

Анфиса налила всем в граненые стаканчики. Самогонка была плохо очищена. Над столом поплыл запах сивушного масла.

– Ну, со свиданьицем, – сказала она.

Кузнецов со всеми чокнулся и со скучающим видом выпил. Женщины только пригубили, а Голиков, смущенно улыбнувшись, поставил свою стопку на стол. Кузнецов удивленно приподнял бровь.

– Не могу, – простодушно объяснил Голиков. – Если выпьет боец, я обязан его наказать. Ведь в стране сухой закон. И я не делаю того, что запрещаю другим. – И принялся за еду.

Конец ознакомительного фрагмента.