Савелий остановил, вприпрыжку бегущего прямо на него маленького мальчика, на длинной палке, воображаемом коне, конец которой, не очищенный от листвы, поднимал лёгенький шлейф дорожной пыли, на который он изредка оглядывался, размахивая при этом прутиком, воображаемой саблей и что-то кричащего.

– Далеко собрался?
– пробуя улыбнуться, спросил он.

– На войну!
– запыхавшимся голосом пояснил мальчик, задрав голову.
– Тпру-у! Ай, не знаешь?
– мальчик выразительно вылупил глазёнки.
– Ерманец на нас напав, дедунька казав!

ЗАПИСКИ УЧИТЕЛЯ СЛОВЕСНОСТИ э...НСКОЙ СРЕДНЕЙ ШКОЛЫ НИКОЛАЯ ГЕРАСИМОВИЧА НАУМОВА.

(Продолжение).

Теперь уже трудно, даже практически невозможно, восстановить истину, когда и кто из общественных деятелей Северного Кавказа запустил в оборот утверждение, что политика царской администрации 19 века была колониальной по своей сути по отношению к северокавказским народам и народностям, в частности к Чечне. Это мог быть и писатель, посредственно знавший историю края, мог быть историк, специально извративший факт в угоду существующим тогда политическим веяниям правящей власти, но, скорее всего, это был кто-то из революционных трибунов типа Сергея Кирова занимавшийся в этих местах установлением Советского правопорядка, а поскольку этот процесс претерпевал массовые недовольства со стороны местного населения, обещание светлого будущего происходило на фоне критики потерпевшего крах прогнившего и исчерпавшего себя царского режима. В сущности, всё это было бы не столь принципиально, уже хотя бы потому, что от части политику царских властей можно всё-таки признать колониальной, если бы не события, аукнувшиеся по этому поводу спустя более чем через полвека, когда Россия, под предлогом контртеррористической операции развязала гражданскую войну в Чечне. Есть такая закономерность в истории, всё в ней повторяется, но так уж повелось, и не только у нас, ничему она, эта история, не учит недальновидных политиков. К слову, информационную составляющую в чеченской войне Россия подчистую проиграла удуговской пропаганде, хотя кровавые кремлёвские кукловоды однозначно способствовали этому в угоду заокеанским партнёрам, спящим и видящим некогда великую державу СССР в руинах из которых ей уже никогда не возродиться.

Тем не менее, вопрос, который я сейчас хочу обсудить с вами, мне кажется настолько актуальным, что о нём не мешает лишний раз поговорить, что я и попытаюсь сделать, опираясь только на исторические факты. А начнём мы этот разговор издалека.

Когда чингисхановские орды вплотную подступили к предгорьям Северного Кавказа, небольшое по численности, но очень воинственное по сути вайнахское племя в целях самосохранения укрылось высоко в горах, поросших дикими, непроходимыми лесами. Суровые природные условия естественно отложили свой отпечаток на менталитете этого народа, стремившегося выжить любой ценой, но необходимо признать, что относительно спокойное существование способствовало и быстрому приросту населения и через какое-то столетие некогда маленькое племя разрослось до территориального образования, основанного на принципах тейпового родства: Малая (западная) Чечня, Большая (восточная) Чечня и собственно Ичкерия со своей столицей в высокогорном ауле Ведено.

Время неумолимо двигалось вперёд и вот наступил момент, когда кабардинские князья, а справедливости ради надо сказать, что Кабарда контролировала практически ничейную территорию от теперешнего расположения нынешней Кабардино-Балкарии чуть ли не до сегодняшнего Ростова-на-Дону в совокупности с ногайскими и отчасти кумыкскими князьями, обратились к царю Ивану Грозному с челомбитной взять их под свою опеку. На то были весомые причины, основная из которых напрямую связанна с набегами крымских татар, союзничавших с турецкими янычарами, на выше означенную территорию. Если акт доброй воли русского царя считать основной составляющей колониальной политики России, то дальнейшие мои рассуждения просто теряют всякий смысл. Да, Россия стала прирастать новыми территориями, но расширение государственных границ добавляла новые проблемы, которые были просто неизбежны, потому что эти территории надо было охранять, а в случае агрессии немирных соседей, защищать. Так, говоря упрощённым языком, появились Терские, Кубанские и Донское казачества. А что же вайнахи, спросите вы? Потерпите, скоро на арене северокавказских событий появятся и они. Пока они прирастают населением, присматриваются к будущей Военно-грузинской дороге, которая к тому времени являлась основной и единственной атерией торговли, связующей Россию с Закавказьем, ( Помните чету сельских учителей Лукомовых? Так вот, в один из моих визитов в их гостеприимный дом, Пётр Матвеевич рассказывал, как его коллега из Чечено-Ингушетии в порыве откровения поведал, что в его семье до сих пор хранятся украшения из золота и драгоценных камней, добытых его славными предками в результате набегов на купеческие караваны). Окрылённые первыми успехам своих агрессивных поползновений, вайнахи предпринимают первые, правда ещё робкие попытки спускаться с гор и расселяться в предгорьях, не испытывая абсолютно никакого противодействия со стороны относительно мирных соседей, практикуя при этом попытки набегов на территории кабардинских и кумыкских князей, а так же терских казаков. Но это были пока ещё цветочки.

В самом конце 18 века в Чечне появился имам Мансур, объявивший себя пророком Аллаха и, исповедуя свою историческую миссию, основу которой составляла полная исламизация прилегающих к Чечне территорий, провозгласил Газават - священную войну против неверных. Вскоре под рукой имама собралось войско, насчитывающее что-то около тысячи отборных джигитов и Мансур попытался овладеть крепостью Кизляр, форпостом терского казачества на юге Кавказа. Чеченцы - прекрасные воины, вряд ли кто-то станет отрицать, но одно дело совершать неожиданные налёты на мирные стойбища и казачьи станицы, с целью наживы и в любой момент ретироваться в случае неудачи, другое - попытаться захватить казачью крепость. Как и следовало ожидать, крепость устояла, нападавшие были рассеяны, имам Мансур был пленён и остаток своей жизни провёл в равелинах Шлиссельбургской крепости. И тогда зелёное знамя ислама подхватил дагестанец Шамиль, а кавказская война получила дальнейшее продолжения. К тому времени победой русского оружия закончилась война с Наполеоном и платовские казаки с песнями и гиканьем прогарцевали по улицам надменного Парижа, приводя в трепет и восторг легкомысленных парижанок. Теперь русской армии можно было разобраться и с внутрироссийскими проблемами. Согласитесь, что терпеть вялотекущий национальный конфликт в своём подбрюшье Россия долго не могла уже хотя бы потому, что присоединённый, но не замирившийся Крым, в купе, опять таки, с неугомонной Турцией полностью так и не отказались от своих, пусть хоть и не прямых, но косвенных намерений влияния на Северный Кавказ. Пожар войны медленно затухал. Все войны когда-то заканчиваются миром, закончилась и эта. Но вот что делать с народной памятью, особенно того народа, который чтит своих предков и знает поимённо всех до седьмого колена? Из поколения в поколение, от деда сыну, от сына - внуку передавались и передаются сказания и легенды о предводителях народного восстания, о доблестных джигитах газавата, слагались стихи, песни, баллады, написаны десятки, сотни книг не лишённых чёрных строк упоминания о злодеяниях завоевателей-гяуров.

Ч У Ж А Я Р О Д Н Я.

(Исповедь обиженного родственника).

Рассказ.

Генерал-лейтенант Судоплатов встретил полковника Чабанова коротким озабоченным взглядом исподлобья, но тут же отложил в сторону рядом с чёрной пухлой папкой документ, который читал, предварительно, по привычке, перевернув. По мере того, как полковник подходил к столу, заметно припадая на правую ногу (палочку предусмотрительно у него принял в приёмной адъютант и приставил к стене за своим стулом), взгляд генерала теплел, теплел, и, когда окончательно просветлел, он поднялся и пошёл навстречу. Генерал был достаточно высок, грузноват и грузноватость эта ещё больше подчёркивалась просторными формами камуфляжного обмундирования. Его совершенно седые, но достаточно густые и пышные волосы, расчёсанные большей половиной на правую сторону строгим пробором, ещё хранили следы прикосновения расчёски с частыми зубцами. На полных, чисто выбритых, щёках проступал едва намечающийся румянец, придававший бы лицу здоровый и несколько холенный вид, если бы не сиреневатые морщинистые мешки от постоянного недосыпания, под большими, иссиня серыми глазами.

Они сошлись на середине кабинета, большого, просторного, залитого ярким солнечным светом, проникающим во внутрь сквозь широкие проёмы, свисающих почти до самого пола, раздвинутых светлых штор. Полковник подтянулся, уже хотел было доложить о прибытии, но не успел. Генерал опередил, с улыбкой обнял.

– Признайся честно, Николай Фёдорович, - как-то озабоченно зарокотал слегка глуховатый генеральский бас.
– Сбежал?

– Да нет, Павел Сергеевич, - ответил полковник, всё ещё оставаясь в объятьях, сдавливающих плечи крепких, вытянутых во всю длину судоплатовских рук.
– Попросился и выписали. Расхожусь.

– А санаторий, что, не предлагали?
– дуги густых, тоже совершенно седых генеральских бровей, слегка вытянулись.

– Да какой там санаторий, Павел Сергеевич, стыдно и говорить, - пожал плечами полковник.

– Зря, Николай Фёдорович. И знаешь, почему зря.
– Генерал Судоплатов глазами указал на стул, приставленный к совещательному столу.
– Присаживаясь и сам рядом, продолжил.
– Знаю, всё боишься не успеть, всё торопишься, а кровавая каша, которую мы с тобой сегодня вынуждены расхлёбывать, заварена круто и надолго. Умные головы всё продумали, всё прикинули и просчитали, чтобы мы долго расхлебывали её. Не хочу быть пророком в своём Отечестве, - Павел Сергеевич вздохнул, - но помяни моё слово, Коля, - переходя на более доверительный тон, продолжил Судоплатов, - долго ещё на этой земле будут греметь выстрелы, а матери, и чеченские, и российские оплакивать погибших сыновей. Рано или поздно любая война заканчивается миром. Закончится и эта. Только цена мира для России будет, ой как весома!