— Что если ты…

— Нет, я не забеременею. Корень диоскореи предотвратит это, безотказное средство.

— Это один сплошной кошмар…

— Согласна с тобой. Ненавидь меня, Леон сколько хочешь, но сестру мою люби и защищай от всех бед и тревог.

— Я не прощаю и не знаю, смогу ли простить тебя за это, да и себя тоже. Будь по-твоему, ты права, я перешагну через свои принципы и гордость, — счастье Элиссы важнее всего. Если для этого нужно запятнать себя такой ложью, я пойду на это. Проклятье… ради Элиссы я пойду хоть в Затмение.

— Это именно те слова, что я хотела бы слышать от жениха своей сестры. Спасибо тебе, ты принял верное решение, поверь мне.

— Время покажет, верное или нет, пусть это будет на нашей совести. Прощай.

Леон покинул уютный домик на дереве. Мог ли он впервые в жизни увидев его, подумать, что испытает такой ужас и отчаянье в его стенах? Теперь он даже не знал, сможет ли жить тут, если вдруг с Элиссой они решат пожить какое-то время в доме сестер. Прежде, Элара казалась ему куда более сдержанной, не подвластной порыву чувств. Что ж, сегодня он убедился в обратном. В силе чувств она судя по всему, не уступала Элиссе. Похоже, что сдерживаясь и копя все в себе, Элара уподобилась бочке, в которую только наливают воду, но не вычерпывают. Вот только если у Элиссы глубина и частота проявления чувств были равномерны, открыты и ожидаемы, поведение Элары, подобное извержению вулкана, стало для Леона не самым лучшим открытием.

***

В Линденбург Леон вернулся поздним вечером, хмурый как одна из тех туч, что последнее время гуляли по небу. Элисса переживала, опасаясь, что ее ожидания подтвердились и любимый сердится за нее. Рыцарь поспешил разуверить ее в этом, сославшись на сильную усталость и скверное настроение. Ночью, во время близости перед сном, он не мог отделаться от ощущения, что альвийка вот-вот рассмеется и скажет, что она на самом деле Элара. Скверный день — скверные мысли.

— Я люблю тебя, — положив голову на грудь Леона, произнесла Элисса.

— Элисса… я безумно люблю тебя, — отозвался Леон и крепче прижал к себе девушку.

События этого дня все еще рвали ему душу, однако признание в любви Элиссы, гасили эту боль. На следующий день пара решила прогуляться вокруг кривого озера, что неподалеку от столицы. Как раз подле этого места проходил недавний рыцарский турнир. Затею предложила Элисса, видя понурый вид любимого и не понимая, что же его гложет. Леон рассказал ей забавную историю, произошедшую на этом самом озере несколько лет назад, когда они с Готфридом стали причиной поимки целой разбойничий шайки. Элисса пошутила, что тяга к подглядыванию за купающимися девушками проявила себя еще тогда. Между тем, девушка внезапно удивила Леона своим предложением:

— Помнишь, ты говорил, что хочешь послушать как я пою?

— Думаю, я не смог бы забыть это, даже если бы мою голову использовали вместо наковальни. Очень хочу!

— Мне кажется, я готова, ты ведь не против?

— Как можно быть против слышать твой чарующий голос?

Элисса улыбнулась, спустилась ближе к озеру, провела по водяной глади тонкими пальцами, глядя на то, как мальки кинулись кто куда, улыбнулась и запела. Кожа Леона ощетинилась мурашками, став гусиной, так завораживало его это чудесное, проникновенное пение. Слов было немного, все на альвийском языке, распеваемые протяжно. Красивая и одновременно с легким налетом грусти, песня. Леон перевел сколько смог, вспомнив остальное из прочитанного. Песня была посвящена событиям давнишних времен, когда еще существовала альвийская империя и между народом первой расы не было разлада. То был золотой век, век величия и великолепия альвов, достигших полной гармонии и согласия как с природой, так и между собой. Однако ничто не вечно под солнцем и звездами, все имеет свой срок жизни и доминирующей, ведущей во всех аспектах цивилизации пришел конец. Не снаружи, но изнутри. Слов было немного, в основном содержание передавалось посредством метафор и эпитетов. В ней пелось о низвержении Ашадель ее родителя-Богами и отречении от изгнанницы части альвов, ставшими впоследствии «светом» — сильвийцами. О альвах сохранивших верность своей создательнице и нареченных «тьмой» — цинийцы. О великом изгнании тех, кто хотел сохранить нейтралитет, но в итоге оказался не у дел посреди бескрайних песков Кахада, — харенамцах. О распрях, конфликтах, гражданских войнах, расколе фракций, недопонимании и гордости, — всему тому, что привело к краху империи и появлению Триады, о трех народах единой расы, что разбрелись по всей Линее, утратив прежнее единство. Леон сделал вид, что ему что-то попало в глаз, — так тронула его песнь девушки. Внезапно, Элисса замолкла и ее прекрасный лик исказила нездоровая маска ужаса и вызвана она была явно не переживанием того, о чем она пела. Покачнувшись, девушка начала падать. Леон сорвался с места как выпущенная стрела и подоспел как раз вовремя, чтобы поймать ее.

— Элисса! Что с тобой, любимая!? Элисса!

Девушка его не слышала — сознание покинуло ее, как хрупкая бабочка, вспорхнувшая с цветка. Цепи ледяного ужаса сковали все нутро юноши, перехватив дыхание. Ничего на свете не пугало его больше как то, что с Элиссой что-то может случиться. Взяв ее на руки, Леон вернулся в Линденбург и сразу же послал за лучшими знахарями. Больше всего он сейчас хотел услышать, что причиной недуга его любимой, стала сегодняшняя жара и припекающее солнце. Что это тепловой удар, чрезмерная усталость или обморок от волнения перед свадьбой. Однако созванные им знахари терялись в догадках, отчасти потому, что были мастерами по целению людей, но не альвов. Увы, единственный альвийский знахарь, что был среди приглашенных тоже разводил руками. Он не обнаружил следов яда, болезней, проклятий, воздействия магии. Альвийка просто спала и ее невозможно было разбудить. Съедаемый самыми мрачными мыслями, вплоть до того, что это кара Богов, за совершенное им вчера, Леон сидел подле кровати с Элиссой и с надеждой ждал, когда она откроет глаза. Бездействие убивало его, Леон так хотел сделать что-то, чтобы помочь любимой, но что? Куда нужно мчаться за лекарством, с кем сразиться, с кем поговорить, чем пожертвовать? Леон созвал всех Линденбургских знахарей. Да, он знал, что этого мало, но это был первый и самый доступный сейчас шаг. Он уже раздумывал над тем, чтобы взять Элиссу и привезти в Сильверию, королевство сильвийцев. Кто как не они, лучше всего знают недуги способные их поразить и способы их лечения? В далеко идущих планах Леон так и собирался поступить, если все доступные сейчас средства не помогут.

Под вечер из своих разъездов вернулся Готфрид и узнал о том несчастье, что постигло Леона. Элисса все это время лежала в постели, не приходя в себя. Голова Леона раскалывалась от тягостных дум и напряжения, он перебирал все варианты действий, пытаясь сориентироваться. Мысли путались и давались ему сейчас с трудом. Прежде всего, он решил, что нужно оповестить Элару, как бы неприятна сейчас она ему ни была — Элисса ее сестра. Далее, он не знал отзовется ли на просьбу о помощи заурядного рыцаря столь занятая и без сомнения, значимая фигура как Элориэль. В столице имелся только один альвийский знахарь, которому было сто-двадцать лет, — совсем юнец по меркам альвов, и он не знал в чем дело. Возможно Элориэль знает, в конце концов, он альвийский шаман, путешественник и явно знает побольше многих. Леон вновь обратился за помощью к лучшему другу. Он не хотел оставлять Элиссу одну и просил друга поутру отправиться в Белый Клык и рассказать о произошедшем. К удивлению Леона, Готфрид начал собираться немедля, несмотря на то, что только приехал и за окном уже была ночь.

— Вопрос жизни самый важный из возможных, я отправляюсь сейчас же!

— Спасибо, Готфрид, спасибо тебе друг мой!

— Ты сделал бы то же самое для меня.

— Не думая ни минуты.

— Вот и я решил, что думать тут не над чем, — надо действовать.

— Выдержит ли Гермес? Ты только приехал.

— Я возьму другого коня, у нас есть объезженные скакуны.

Леон неподвижно сидел у кровати Элиссы, подобно обратившейся в камень горгулье или же не оживленной магами, это как посмотреть. За полночь случилось чудо, — девушка пришла в себя, вдохнув жизнь в Леона, засиявшему подобно восходящему солнцу. Вид у девушки был изнуренный, как если бы она не проспала весь день и вечер, а работала не покладая рук.