– Наука твой случай объяснить не в состоянии, - произнёс Нодли так, словно ставил окончательный диагноз.

– Скоро он начнёт насиловать первых встречных баб!
– воскликнул Дэймон и в сердцах щёлкнул по пенису пальцем.
– Он ненасытен! Больше всего меня бесит, что я не знаю, кого он трахает. При таком раскладе он запросто наградит меня сифилисом. В прошлую среду, вскоре после его возвращения, я обнаружил у себя в паху какую-то сыпь, которая чесалась весь день.

– А ты пробовал смыть его с портрета или закрасить?
– спросил Нодли.

– Эта мысль пришла мне в первую же ночь, - ответил художник.
– Но как только я начал стирать его с холста спиртовым тампоном, что-то стало твориться с моим собственным членом. Я удалил с портрета половину пениса, но при этом исчезла половина моего, настоящего. Исчезла совершенно безболезненно, как будто растворилась в воздухе! И появилась только когда я восстановил пенис на холсте.

Нодли промолчал. Он сидел, закинув нога на ногу, и смотрел на портрет. Крупный мужской ствол с мохнатой мошонкой казался на нём чем-то чужеродным. Как будто к прекрасной обнажённой девушке присосалось жуткое живое существо.

– Если хочешь, я могу созвать консилиум, - сказал наконец он.
– Тебя осмотрят светила мировой науки. Это никоим образом не поможет, зато вызовет огласку, которая не нужна ни мне, ни тебе, ни тем женщинам, которые подверглись насилию.

– Не надо никаких светил, - пробурчал Дэймон.
– Вы знаете, дядюшка, я много думал по этому поводу, и вот что мне пришло в голову. Пожалуй, я изображу на портрете другой член. Вместо своего.

– Попробуй, - кивнул доктор.
– Только действуй осторожно, и желательно, чтобы я при этом присутствовал.

– Изображу не просто другой член, - продолжал художник, - а конкретный член, принадлежащий определённому человеку. Может, проклятье портрета перейдёт на него...

– Твой натурщик должен принадлежать к самым низшим слоям общества и не догадывался о том, зачем тебе понадобилось изображать его гениталии, - сказал доктор.

– Сегодня же разыщу такого человека и вечером доставлю сюда, - сказал Дэймон.

– Я тоже приеду, - пообещал Нодли, вставая.
– Без меня не начинай никаких переделок в картине. Я должен наблюдать за ситуацией.

Вернувшись в этот день к себе, доктор Нодли отменил приём больных. Прислуга слышала, как он ходит в кабинете из угла в угол, что случалось с ним только в минуты сильного волнения. Едва только начал сгущаться вечер, он приказал закладывать карету.

В комнате, где стоял портрет баронессы Зиммерштадт, Нодли застал некоего невзрачного субъекта на вид лет двадцати восьми - тридцати, весьма неряшливо одетого, с накрашенными губами и подведёнными тушью глазами. При одном взгляде на него можно было без труда догадаться, к какой группе населения он принадлежит и чем занимается. К моменту прибытия Нодли он разделся почти догола, оставалось снять трусы.

– Это кто, твой папаша?
– спросил субъект у Дэймона, дурашливо засмеявшись.

– Не задавай лишних вопросов, - ответил художник.
– Позировать будешь при нём.

– Только позировать?
– жеманясь, проговорил субъект.
– А я-то думал, мы ещё и перепихнёмся.

Скудного вечернего света, лившегося из окна, явно недоставало, и потому справа и слева от портрета стояли подсвечники с горящими свечами. Субъект расположился на софе за портретом.

– Снимай трусы, - потребовал художник.

– Без проблем, - субъект, задрав ноги, освободился от этого последнего предмета одежды.

Дэймон поставил возле него подсвечник.

– Джимми, у тебя потрясающий член, - заметил он.
– Именно такой мне и нужен.

– Всегда пожалуйста, только рот разинь пошире.

– Веди себя пристойно в присутствии джентльмена!
– оборвал его Дэймон, кивая в сторону доктора.
– А что касается твоего члена, то его надо изобразить в состоянии эрекции.

– Для этого я должен возбудиться, - ответил натурщик, поигрывая своим хоть и крупным, но дряблым пенисом.
– Вот если бы ты взял его в рот, а? Тогда он сразу вскочит.

– Ещё чего. Просто дрочи.

Взяв палитру, Дэймон принялся выжимать на неё краски из тюбиков.

– Нашёл его на набережной Наяд, - негромко сообщил он Нодли.
– Там таких полно. Согласился позировать в голом виде за две гинеи.

– Что ж, прекрасно, - доктор уселся в кресло перед портретом.

– Эй, Джимми, - крикнул Дэймон.
– Мне нужно изобразить твой член, больше ничего! Ни твоего тела, ни тем более твоей физиономии. Но пенис ты должен представить мне в самом лучшем виде.