Что даст сегодня эта древняя земля, сохранившая под своей толщей удивительный рассказ о прошлом? В конце рабочего дня археолог, ведущий раскопки, поднял какой-то непонятный инструмент, как сказали рабочие, лопатообразный, с зубчатым рабочим краем, перпендикулярно отогнутым к плоскости лопатки. Долго вертели в руках, рассматривали со всех сторон и наконец поняли. Да ведь этот инструмент похож на скребок, которым и сейчас пользуются таджики при изготовлении тыквенных сосудов. С помощью этого инструмента можно было выскрести мякоть тыквы, а затем, высушив тыкву, превратить её в бутылку, чашу или кувшин. Такой сосуд не мог сохраниться в земле. Он сгнил. Но этот инструмент рассказал учёным о том, что тыквенные сосуды, какие и сейчас имеются в каждом доме таджикского селения, умели делать двенадцать веков назад.

Если пройти мимо руин в другой конец древнего города, то можно попасть на раскоп, который особенно волнует сегодня археологов. Здесь явно жили когда-то люди, обрабатывающие железо. Об этом говорят кусочки железа да ещё железный ключ, очень похожий на ключи, найденные в селениях Древней Руси. Стержень этого ключа имеет отверстие на верхнем конце, сквозь него можно было протянуть шнурок. Полукруглое основание ключа также имеет прорезь. Такого типа ключи, правда несколько иной формы, были найдены среди более поздних селений Согдианы. Такой же ключ был найден вблизи Самарканда. Его относят к IX–XII векам. Очень поразила учёных неожиданная находка верхней части одной половины ножниц, таких, какие и сейчас употребляют портные.

А вот и память о древнем ювелире — миниатюрная наковаленка, как её называют специалисты — шперак. Это инструмент ювелира. Здесь найден только обломок этой наковаленки, но учёному легко восстановить её первоначальную форму, потому что на Древней Руси находили множество таких же наковаленок, служивших когда-то ювелирам.

Через несколько дней стало ясно, что в давние времена здесь жил ювелир. Нашли серебряную оправу для камня от перстня. Кольцо было ещё в древности отломано, а вот оправа от камня сохранилась. Её внимательно рассматривают. На обратной стороне не видно следов припая, следовательно, не успели починить перстень. Находка незначительная, но ведь она не единственная.

Археологи вспоминают золотые украшения, найденные среди развалин согдийских храмов, и несложный инструмент древнего ювелира словно оживает. Ещё в первые годы раскопок были найдены золотые подвески от серёг. Одна серьга с дужкой сделана в виде овального медальона с плоско отшлифованным красным камнем-самоцветом. Края медальона отделаны мелкой зернью. Может быть, эти нарядные серьги были сделаны на маленькой наковальне, которую сейчас внимательно рассматривает археолог?

Рядом с раскрытыми руинами храма археологи нашли хозяйственное помещение. Возможно, что это была каморка жреца, где хранились сосуды для благовоний, корзины с плодами, светильники. Сегодня удача. Под обвалившейся стеной найдены обломки розоватой глиняной чаши. Она так удачно разбита, что ничего не стоит её собрать и склеить. Даже сейчас, когда в руках археолога только обломки, он видит её уже целой, собранной. И он спрашивает себя— для чего она служила? Для еды? Нет. Стенки чаши очень чистые, полированные, ничем не повреждённые, не поцарапанные. Нет, из неё не ели похлёбки. По всей вероятности, эта глубокая чаша была нужна для священнодействия. Может быть, для омовения рук перед тем, как зажечь в храме священный огонь?

В древних летописях учёные нашли описание таких обрядов у согдийцев.

Там сказано, что, когда в храм приносили священный огонь, человек должен был быть одет в свои лучшие одежды, прибран, причёсан и умыт. Рот у него был завязан платком, чтобы не осквернить дыханием священного огня. И когда он зажигал светильник, чтобы принести этот огонь в храм, руки его были чистыми. И судя по тому, что небольшое подсобное помещение в храме находилось недалеко от святилища, можно думать, что там хранились вещи, необходимые жрецам. Святилище в виде открытого помещения, где отсутствовала четвёртая стена, называлось айваном. В таком айване, согласно обычаям согдийцев, должен был стоять высокий бронзовый или позолоченный жертвенник, и перед восходящим солнцем молящийся зажигал ароматные травы.

Время близится к полудню. Солнце в зените.

В серой дымке едва видны вершины Зеравшанских гор. На ярком солнце развалины города уже не так красочны, как на рассвете Они такие же серые, как лёсс, который кружится, захваченный горячим ветром. Горсти серой пудры летят к обветренным лицам археологов и снова обжигают их. Пыль слепит глаза. Трудно и тем, кто работает в глубоком раскопе, и тем, кто под жгучими лучами солнца, не разгибаясь целый день, что-то просеивает, что-то перебирает или зарисовывает. И когда дежурный ударяет молотком по обломку железной рельсы, все бросаются в тень высокой глинобитной стены и усаживаются за завтрак, делятся новостями.

А новости бывают самые неожиданные и самые удивительные.

Разве не удивительно, что на дне сосуда, найденного в каком-то хозяйственном помещении, оказалась горсть пшеницы? Зёрна почернели, но это пшеница, и она найдена на дне хума. В таких высоких сосудах обычно хранили зерно, масло, вино. Молодой археолог вспоминает текст хозяйственного документа из архива на горе Муг. Это была записка, в которой князь Деваштич обратился к своему управляющему — фрамандару:

«…тем людям, относительно которых я тебе так приказываю: „Зерно им выдать!“ Ты не выдаёшь. Тогда тем, которым тебе не следует выдавать, ты выдашь? И по слухам ты очень уж беспечен… Ты им должен выдать зерно, чтобы от голода они не бедствовали… промедления не делай…»

И дальше князь Деваштич говорит своему управляющему с иронией, что ему придётся дать распоряжение не выдавать зерна, тогда фрамандар выдаст его.

— Может быть, это остатки того самого зерна, которое фрамандар задержал и не выдал людям? — спрашивает молодой археолог. Когда он изучал документы, найденные на горе Муг, многие из них произвели на него впечатление, и эта маленькая записка запомнилась ему потому, что в ней виден юмор князя Деваштича. Маленькая шутка словно оживила древний документ и показала улыбающееся лицо князя.