Шрифт:
Асин дядька принялся загибать нетрезвые пальцы.
– Раз – это настоятель! Ещё раз – это, ик! Брат настоятеля! Родной! Хэ-э-э! Михеич – последний труп! Там! Так-то!
Работник культуры пошатнулся и упал на паркет, ползком отправился восвояси.
Катя сообщила боссу, что Чудо имело место быть только что. Здрав буде Бог! На днях честный джентльмен вый-дет на свободу.
Билли искренне обрадовался, по-английски вознёс хвалу американским Небесам, пообещал продолжить бизнес и дал отбой.
В глазах кареглазки промелькнули сожаление о Прошлом и ожидание Будущего.
Входную дверь она тщательно закрыла на два оборота ключа и навесила цепочку.
Щёлкнули дверные замки, вошла Одухотворенная Ася. Отирая закопчённый лоб, она знаками дала понять, что Чудо – дело её рук и сообразительности. Мол, любимый Билли почти свободен, а бессовестные родственные сволочи получили по заслугам!
– Молодец, Ася! – поощрила кареглазка. – Благодаря тебе люди будут слышать снова и снова мой редкий тембр голоса!
Подружка лишь самодовольно усмехнулась. Катя достала из лифчика маленький револьвер. Взвела курок. Ася глупо, «по-коровьи», заморгала. Кареглазка надавила на спуск, и мозги девушки брызнули на паркетный коврик.
– Билл скоро выйдет из тюрьмы, и мы с ним займёмся бизнесом! – убежденно заметила Катя. – А ты… Ты предала нашу с тобой Любовь! Во имя чего?.. Неужели ты не понимаешь, что мистер Билл Смит никого не любил, не любит и не полюбит? Для него важен только Его бизнес и Я, поскольку Я буду до седых волос приносить Ему прибыль!
Ася валялась в луже крови, зелёные глаза отражали недоумение. Похоже, она умерла, так и не поняв до конца, что умирает. Рука ее лежала на чуть вздутом животе.
За окном висела равнодушная темнота.
Ночью Катя нечаянно проснулась и рядом увидела человека. Он сидел в кресле и при мутном свете луны листал книжку.
– Что ты читаешь? – со странным спокойствием спросила кареглазка.
– Пушкина, – спокойно ответил мягкий голос.
– Что именно?
Не мысля гордый свет забавить,Вниманья дружбы возлюбя,Хотел бы я тебе представитьЗалог достойнее тебя!Достойнее души прекрасной,Святой исполненной мечты, –с восторгом подхватила Катя.
Дальше они читали стихи вместе.
Человек перестал смотреть в книгу. Карие глаза Кати наполнились блаженством. Настал тот «Момент умиротворения души», который бывает иногда у каждого разумного существа. В такой момент думаешь только о возвышенном, и ничто не важно, кроме того, о чём думаешь.
Поэзии живой и ясной,Высоких дум и простоты;Но так и быть – рукой пристрастной,Прими собранье пёстрых главПолусмешных, полупечальных,Простонародных, идеальных,Небрежный плод моих забав,Бессонниц, лёгких вдохновений,Незрелых и увядших лет,Ума холодных наблюдений,И сердца горестных замет!– «Евгений Онегин», – вздохнула Катя, стирая слезинку. – Пролог к поэме.
– Александр Сергеевич умел писать гениальные стихи, – поддержал человек дрогнувшим голосом.
Помолчали недолго.
– Ты вылечил психа из сто седьмой квартиры? – с интересом спросила кареглазка.
– Он не псих, а несчастный заблудший человек, – поправил утренний гость. – Я помог ему обрести себя.
– Ты говоришь, как отец Михаил, – заметила Катя, щурясь в попытке разглядеть человека в тусклом лунном свете. – Он пользовался моими деньгами и мною.
– Его убила Ася, вместе с его полицейским братом.
– Да, я знаю… Ты такой же, как он? Или психотерапевты с криминальными способностями не грабят инвалидов?
– Почему Ты решила, что я бандит?
– Ключи от моей квартиры лишь у меня. Ну… ещё у покойницы Аси. И всё. Но ты сидишь в моём кресле и читаешь Пушкина. И я уверена, что входная дверь заперта, дверные замки целы и окна закрыты изнутри.
– Тебя это тревожит, Ты меня боишься?
– Меня не надо лечить, психотерапевт, – горько сказала кареглазка. – Оставь свои вопросы для пациентов. Знаешь… когда… когда я сейчас увидела тебя, то почему-то подумала, что это именно ты, хотя… я не могу разглядеть твоё лицо в полумраке… Но я его хорошо помню, у тебя очень красивые глаза… – Катя пристально вгляделась в тёплый полумрак. – Дивно красивые. У тебя, наверное, нет отбоя от поклонниц?