Шрифт:
Вторая разгадка, пожалуй, — это стихотворение «Speculum Dianae». [141] И в самом деле — с какой стати тут ритмы и рифмы? И разве же они часто — не один балласт для жадной и гибкой мысли критика?
От замолчавшего поэта прямой переход к певцу неумолчному. Он не встретил еще и тридцатой весны, Андрей Белый (раскрытый самим автором псевдоним Б. Н. Бугаева), [142] а вышло уже три его сборника стихов, и два из них очень большие. [143]
141
Зеркало Дианы (лат.).
«Speculum Dianae». — Собр. стихов, с. 112 («Как бледный сапфир в изумрудной оправе…»).
142
См. «Книгу о русских поэтах» М. Гофмана, с. 137, автограф.
[Гофман]. — Книга о русских поэтах последнего десятилетия. Под ред. М. Гофмана. М. — СПб., изд. т-ва М. Вольфа, 1909.
143
Андрей Белый (Борис Николаевич Бугаев, 1880–1934) — поэт, прозаик, теоретик символизма;…вышло уже три его сборника стихов и два из них очень большие. — В 1909 г. А. Белым были изданы следующие сборники стихов: 1) Золото в лазури. Стихи. М. 1904; 2) Урна. Стихотворения. М., 1909; 3) Пепел. СПб., 1909.
Натура богато одаренная, Белый просто не знает, которой из своих муз ему лишний раз улыбнуться. Кант ревнует его к поэзии. Поэзия к музыке. Тряское шоссе к индийскому символу. Валерий Брюсов хочет поменяться с ним посохами, [144] и сама Зинаида Николаевна Гиппиус разрешила ему тему его четвертой симфонии. [145] Критика и теория творчества (статьи о символизме) идут так — между делом. И любуешься на эту юношески смелую постройку жизни. И страшно порою становится за Андрея Белого. Господи, когда же этот человек думает? и когда он успевает жечь и разбивать свои создания?
144
… Валерий Брюсов хочет поменяться с ним посохами… — См. стихотворение В. Брюсова «Андрею Белому» («Тебе дарю я жезл змеиный, / Беру твой посох костяной…») — Вн, с. 139; ответ А. Белого — «Встреча» («Урна», с. 20–21).
145
…тему его четвертой симфонии. — Белый А. Кубок метелей. Четвертая симфония. М., 1908, посвящение к этой книге.
В мою задачу не входят симфонии и прочая проза Белого, но и в стихах я все еще как-то не разберусь, а изучал их, видит бог, прилежно. Многое нравится… но нельзя не видеть и какой-то растерянности поэта, а потом… этот несчастный телеграфист с женой, которая «болеет боком»… [146] Живое сердце, отзывчивое, горячее, так и рвется наружу, слезы кипят (прочитайте в «Пепле» «Из окна вагона», с. 21). Жалеешь человека, любишь человека, но за поэта порою становится обидно.
146
Этот несчастный телеграфист с женой, которая «болеет боком»… — «Телеграфист» («Пепел», с. 22).
Те же «жестокие, желтые очи» находим и у кабаков. («Отчаяние». «Пепел», с. 13)
А как вам покажутся такие стихи?
«Да, сударь мои: так дней недели семьЯ погружен в беззвездной ночи тень!147
Безводны дали, воздух пылен… — «Маг».
Это написано в 1908 г., и я выписываю стихи из лирической пьесы «Признание».
Но я люблю у Андрея Белого жанр. Здесь он — настоящий мастер. Вот пьеса «Мать». Тема старая, еще некрасовская:
«Прекрасной партией такойПренебрегать безумье»,Сказала плачущая мать.Дочь по головке гладя,И не могла ей отказатьРастроганная Надя… [149]148
Да, сударь мой: так дней недели семь… — «Признание» («Урна», с. 77).
149
Прекрасной партией такой… — «Прекрасная партия» Некрасова.
Теперь посмотрите, что делает из этой темы поэт искусственной жизни:
Она и мать. Молчат — сидятСреди алеющих азалий.В небес темнеющих глядятМглу ниспадающей эмали.«Ты милого, — склонив чепецПрошамкала ей мать, — забудешь,А этот будет, как отец:Не с костылями век пробудешь».Над ними мраморный амур.У ног — ручной пуховый кролик.Льет ярко-рдяный абажурСвой ярко-рдяный свет на столик. Пьет чай и разрезает торт,Закутываясь в мех свой лисий;Взор над верандою простертВ зари порфировые выси.Там тяжкий месяца кораллЗловещий вечер к долам клонит,Там в озеро литой металлТемноты тусклые уронит… [150] («Пепел», с. 107)Досаждают немножко упорные шероховатости языка (родительный падеж имени прямо после В — этого нет ни в народной речи, ни в нашей лучшей поэзии). Но пьеса так удивительно колоритна. Она так — по-своему — изящно символична.
150
Она и мать. Молчат — сидят… — «Мать».
У Виктора Гофмана (издал одну «Книгу вступлений») [151] есть нечто в этом же роде — его «В коляске» (с. 39 сл.). Пьеса эта, как бы примыкающая к предыдущей по содержанию, кажется, хорошо известна публике, и я лишь бегло ее напомню.
Виктор Гофман — птенец гнезда Бальмонта. Он часто читал, очевидно как и все мы, впрочем, его «Дрожащие ступени». [152] Вот самый жанр:
Вся шурша на ходу, ты идешь по тропинке,По зеленой тропинке в саду,Ты неверно скользишь в своей узкой ботинке,Точно робко ступаешь по льду.151
Гофман Виктор Викторович (1884–1911) — поэт, испытал влияние К. Бальмонта и других символистов. Далее рассматривается его сборник: Книга вступлений. Лирика. 1902–1904. М., [1904].
152
Дрожащие ступени… — из книги К. Бальмонта «В безбрежности».