Иннокентий Анненский
Переводы
ГОРАЦИЙ
(ОД. II, 8)
Когда б измена красу губила,
Моя Барина, когда бы трогать
То зубы тушью она любила,
То гладкий ноготь,
Тебе б я верил, но ты божбою
Коварной, дева, неуязвима,
Лишь ярче блещешь, и за тобою
Хвостом пол-Рима.
Недаром клятвой ты поносила
Родимой пепел, и хор безгласный
Светил, и вышних, над кем невластна
Аида сила...
Расцвел улыбкой Киприды пламень
И нимф наивность, и уж не хмуро
Глядит на алый точильный камень
Лицо Амура.
Тебе, Барина, рабов мы р_о_стим,
Но не редеет и старых стая,
Себя лишь тешат, пред новым гостем
Мораль читая.
То мать за сына, то дед за траты
Клянут Барину, а девам сна нет,
Что их утеху на ароматы
Барины манит...
(ОД. III, 7)
Астер_и_я плачет даром:
Чуть немножко потеплеет
Из Вифинии с товаром
Гига море прилелеет...
Амалфеи жертва бурной,
В Орик Нотом уловленный,
Ночи он проводит дурно,
И озябший и влюбленный.
Пламя страсти - пламя злое,
А хозяйский раб испытан:
Как горит по гостю Хлоя,
Искушая, все твердит он.
Мол, коварных мало ль жен-то
Вроде той, что без запрета
Погубить Беллерофонта
Научила мужа Прета,
Той ли, чьи презревши ласки,
Был Пелей на шаг от смерти.
Верьте сказкам иль не верьте,
Все ж на грех наводят сказки...
Но не Гига... Гиг крепится:
Скал Икара он тупее...
Лишь тебе бы не влюбиться
По соседству, в Энипея,
Кто коня на луговине
Так уздою покоряет?
В желтом Тибре кто картинней
И смелей его ныряет?
Но от плачущей свирели
Все ж замкнись, как ночь настанет.
Только б очи не смотрели,
Побранит, да не достанет...
(ОД. III, 26)
Давно ль бойца страшились жены
И славил девы нежный стон?..
И вот уж он, мой заслуженный,
С любовной снастью барбитон.
О левый бок Рожденной в пене
Сложите, отроки, скорей
И факел мой, разивший тени,
И лом, и лук - грозу дверей!
Но ты, о радость Кипра, ты,
В бесснежном славима Мемфисе,
Хоть раз стрекалом с высоты
До Хлои дерзостной коснися.
ГЕТЕ
x x x
Над высью горной
Тишь.
В листве, уж черной,
Не ощутишь
Ни дуновенья.
В чаще затих полет...
О, подожди!.. Мгновенье
Тишь и тебя... возьмет.
ВИЛЬГЕЛЬМ МЮЛЛЕР
ШАРМАНЩИК
В дальнем закоулке
Дед стоит седой
И шарманку вертит
Дряхлою рукой.
П_о_ снегу да б_о_сый
Еле бродит дед,
На его тарелке
Ни копейки нет.
Мимо _и_дут люди,
Слушать не хотят
Только псы лихие
Деда теребят.
Уж давно о счастье
Дед не ворожит,
Старую шарманку
Знай себе крутит...
Эй, старик! Не легче ль
Вместе нам терпеть...
Ты верти шарманку,
А я буду петь...
ГЕНРИХ ГЕЙНЕ
ICH GROLLE NICHT
{* Я не сержусь (нем.).
– Ред.}
Я все простил: простить достало сил,
Ты больше не моя, но я простил.
Он для других, алмазный этот свет,
В твоей душе ни точки светлой нет.
Не возражай! Я был с тобой во сне;
Там ночь росла в сердечной глубине,
И жадный змей все к сердцу припадал...
Ты мучишься... я знаю... я видал...
МНЕ СНИЛАСЬ ЦАРЕВНА
Мне снилась царевна в затишье лесном,
Безмолвная ночь расстилалась;
И влажным, и бледным царевна лицом
Так нежно ко мне прижималась.
– "Пускай не боится твой старый отец:
О троне его не мечтаю,
Не нужен мне царский алмазный венец;
Тебя я люблю и желаю".
– "Твоей мне не быть: я бессильная тень,
С тоской мне она говорила,