Глубоко вздрогнув, он повернулся и позволил своему взгляду остановиться в дальнем зале, в котором, как он знал, держали Эшли. Брим был с ней, и это была лучшая защита, которую она могла бы получить, но Дель-Рей жаждал увидеть молодую женщину, которую привык называть «сестрой».

Обратив свой взгляд к тому месту, где Мэлакай и его пара сидели на одной из дальних кушеток, Дель-Рей пробрался к ним. К сожалению, запах спаривания присутствовал, но слабый. Присутствовал запах ушибов и травм Изабель, которые не угрожали ее жизни, но поставило под угрозу способность Мэлакая наслаждаться своей парой, пока она не исцелиться. Но койот казался довольным, заботясь о ней. Как и у всех спаренных мужчин Пород, его преданность ей была очевидна.

Породы не выбрасывали то, что люди считали само собой разумеющимся. Их пары были для них всем, и Мэлакай ничем не отличалась.

Они поднялись на ноги.

— Прости, Дель-Рей, — прошептала Изабель, доказательство слез, которые она пролила, показалось в ее покрасневших глазах. — Никто из нас не ожидал, что Холден сделает что-то подобное.

Дель-Рей покачал головой.

— Здесь нет твоей вины, — поклялся он ей. Он взглянул на Изабель и на усталость с синяками на лице. — Отвези свою пару в отель, Мэлакай, чтобы она могла отдохнуть. Здесь больше ничего нельзя сделать. Утром мы отправимся домой.

— Я воспользуюсь твоим предложением, Альфа Дельгадо, — заявил Мэлакай. — И как только мы прибудем в Цитадель, нам нужно поговорить. Есть более интересная информация, которую мало кто из нас мог представить.

Дель-Рей поднял брови. Больше информации? И от этих звуков этого, не хотелось ждать.

— Завтра вечером, — пообещал им Дель-Рей. — До тех пор идите немного поспите.

Когда они ушли, Дель-Рей сел на соседний диван и наблюдал, как его люди начали покидать приемную, уезжая в свои отели, поесть или выпить. Он только молился, чтобы они не нарвались на неприятности.

Он добавил эту молитву к другой. Молитве о том, чтобы Эшли вскоре снова стала яркой и оживленной. Потому что, если с ней что-то случится, Дель-Рей боялся, что война между Породами и оставшимся Советом будет только нагреваться. Эшли любили все стаи и прайды, считая маленькую сестру раздражающей, и олицетворяющую все их мечты о будущем. Потому что Эшли смеялась. Она играла. Она вытворяла шалости. Но даже больше, Эшли напоминала им всем, чего они хотели, чтобы у них были дети.

Полные веселья и полной жизни.

Потеря ее, могла очень сильно разрушить равновесие и изменить тихую войну с Советом в то, что мир будет смотреться в цвете крови.

А этого никто не мог себе позволить.

Два дня спустя

Мэлакай позволил своим губам путешествовать по синякам на лице его пары, когда она лежала перед ним, обнаженная, возбужденная. Последние два дня были свободны от спаривания, травмы, полученные ее телом, являлись достаточно серьезными, что смягчило воздействие спаривания.

Железы под его языком не раздувались, гормон отсутствовал, пока он не проснулся несколько минут назад. Теперь они были полностью опухшими, его член эрегирован и пульсировал, голод бил его по организму и нес с собой усиленный голод, который затрагивал Породы и их пары во время спаривания.

Он был не единственным пострадавшим. Его пара двигалась напротив него, ее бедра сжимали его, жар киски смазывал ее движения. Распухший бутон ее клитора слегка терся по его бедру, когда острые маленькие ногти впились ему в плечи.

Его губы скользнули по ее челюсти к губам, дразня их обоих с жаждой почувствовать вкус страсти, горящий между ними.

— Ты убиваешь меня, — прошептала она, выгибаясь, ее твердые маленькие соски горели напротив его груди, когда он задевал своими ее губы.

— Я скучал по тебе, пара.

Гормон не мучил их, но его потребность в ней все еще присутствовала, удерживая его полузабытым и все время осознавая, что ее обнаженное тело лежало рядом с ним каждую ночь.

Мэлакай снова прикоснулся губами к ее и застонал, когда Изабель прижалась к нему, удерживая его, чтобы получить поцелуй так, как ей нужно было. Наклонив голову, он взял ее голодный вкус, отодвигаясь и возвращаясь за другим, когда она застонала под ним, ее ногти впились в его спину.

Укол страсти был его погибелью. Добавив голода, бушующего между ними, Мэлакай открыл ее губы, его язык ворвался внутрь, когда она взяла его с голодным женственным рычанием.