– Ступай за мной, - крикнул он на ходу оруженосцу, - сегодня мы будем спать под крышей!

– Почему ты сразу не открылся нам?
– спросил я, когда мы с Ругоном остались одни.

Старик перемешал горящие угли длинной палкой. Языки пламени отбрасывали на его лицо причудливые тени, и от этого иногда казалось, что передо мной сидит не пожилой мужчина, а совсем молодой человек.

– Сейчас, когда мы оказались у самой границы Марон даже, если очень захочет, не сможет помешать нам. Но если бы он знал всю правду с самого начала, я не дал бы за наши жизни ломаного гроша.

– Значит, во мне ты был уверен?
– с надеждой спросил я.

– Извини, Тибон, - старик вздохнул, - наш поход настолько важен, что я никому не могу доверять.

Выходит, Ругон специально тянул время перед тем, как открыться нам. Ну что же, глупо было на него обижаться. Я был рад, что сумел пройти испытание и оправдал ожидания старого воина.

– Ты, правда, считаешь, что люди короля могут помешать нам?
– спросил я.

Старик кивнул.

– Они могут попытаться.

– Но зачем, - возмутился я, - ведь нет никакого повода подозревать владыку в предательстве! Даже ребенку понятно, что он хочет сделать для страны доброе дело!

– Ты, что не слышал, что я говорил до этого, - проворчал Ругон, - королю везде мерещатся предатели. В надежде раскрыть заговор он не щадит ни друзей, ни врагов. Сейчас в столице любого могут посадить в тюрьму и подвергнуть пыткам.

Меня передернуло. Каждый мальчишка в королевстве слышал истории о королевских палачах, которые рождались и умирали в подземных казематах. Поговаривали, что они никогда не выходят наружу, потому что солнечный свет может ослепить их. Я живо представил себе осклизлые каменные стены темницы и уродливых полулюдей - полуживотных, склонившихся над распростертым человеческим телом.

– Но ведь на самом деле никакого заговора нет, - спросил я, - или все-таки есть?

Старик долго не отвечал. Он смотрел на огонь, и казалось, к чему-то прислушивался.

– Ругон, - окликнул я его.

Старик вздрогнул, словно пробуждаясь от наваждения и устало потер ладонями лицо.

– Не знаю, - наконец ответил он, - но, если бы он был, я бы наверно к нему примкнул.

Ночью мне не спалось. Я все время ворочался с боку на бок и поэтому встал с первыми петухами. Проклятые птицы голосили в деревне, что было сил. Мои спутники крепко спали, завернувшись в дорожные плащи. После ночевки на голой земле ломило все тело, поэтому я решил немного размяться, сходил к реке, умылся, но возвращаться на стоянку не стал, а прошел немного вперед и остановился у самого леса. "Заросли мертвецов" манили меня. Когда-то мы похоронили здесь много храбрых воинов. Погибших было столько, что нам пришлось гроздьями подвешивать их на деревьях. Жуткое зрелище до сих пор стояло у меня перед глазами. Если бы мы были в горах, то укрепили бы тела на склонах или укрыли в пещерах, но здесь на равнине нам пришлось хоронить их по-другому. Главное было поднять мертвецов повыше, чтобы уставшим душам не пришлось долго искать путь к сверкающим вершинам.

У кромки леса я остановился и оглянулся. Передо мной раскинулось широкое поле, заросшее дикими травами. В конце лета крестьяне срежут их острыми косами, но пока зеленые стебли еще тянулись вверх и наливались соками земли. Когда-то на этом месте сошлись две огромные армии. Тысячи людей пришли сюда с одной целью - убивать друг друга. С тех пор прошло больше двух лет. Шрамы, оставленные войной, затянулись, а на месте разрушенного военного лагеря поднялась молодая поросль, которая до срока скрыла просевшие неглубокие могильники. Тела степняков мы стаскивали в круглые ямы, оставшиеся после ужасного магического урагана. Мертвых кочевников закапывали без всякого почтения, сбрасывая в одну кучу людей и лошадей. Не знаю, как в степи принято хоронить мертвецов, но мы не собирались заботиться о том, чтобы души неверных нашли дорогу домой, и обрекли покой.

Утро выдалось холодное. От реки медленно наползал туман. Скоро он должен был добраться до нашей стоянки и скрыть от моих глаз черные кляксы остывших кострищ и спящих товарищей. Я зябко поежился и вошел в лес. Продираясь сквозь заросли, я внимательно смотрел под ноги, чтобы не наступить на дремлющую змею или на торчащий из земли обломок стрелы. В этих местах должно было остаться много оружия. Думаю, что даже самые жадные до наживы крестьяне побоялись его собирать. И не мудрено - этот зловещий лес мог напугать кого угодно. Я тоже не хотел углубляться в заросли, поэтому остановился на первой попавшейся поляне, опустился на колени и принялся читать поминальную молитву. После битвы монахи отпели погибших, но не думаю, что с тех пор кому-нибудь пришло в голову помолиться за упокой усопших, да и священника в ближайшей деревне отродясь не было. Все-таки когда-то я был послушником и воспитывался в монастыре, поэтому посчитал своим долгом помянуть умерших.

Раньше я часто обращался к богам. С тех пор много воды утекло, и я перестал каждый день беспокоить их своими никчемными просьбами. Слышали ли они меня, вспоминали ли глупого послушника, который сбежал из монастыря, чтобы затеряться в огромном жестоком мире?

Чтобы не нарушать тишину этого места я молился про себя. Не стоило тревожить сон мертвых. Когда священная песня была пропета, я поднялся с колен, отряхнул штаны и засобирался в обратный путь. Выходя из молитвенного транса, я неожиданно сообразил, что совершенно не помню, откуда пришел. Следов на земле не осталось, поэтому направление пришлось выбирать наугад. Продравшись через заросли ольхи, я оказался в березовой роще и только здесь сообразил, где нахожусь. Видимо я сделал небольшой крюк и вышел левее того места, где заходил в лес. Не зря эта роща показалась мне знакомой. Два года назад сразу после битвы мы устроили в ней лазарет. Раненых было столько, что для всех не хватило места в деревне. Несмотря на то, что давно заброшенная стоянка вся заросла молодыми деревцами кое - где еще можно было разглядеть покосившиеся навесы и прогнившие лежаки. На одном из них меня когда-то выхаживал оруженосец Ругона. Растревоженный воспоминаниями я не заметил старую обвалившуюся канавку для отвода воды, споткнулся и чуть не упал, с трудом удержавшись от нехороших слов, которые так и норовили сорваться с языка. Неожиданно справа послышался треск и на открытое место выскочил до смерти перепуганный деревенский парень. Он затравленно огляделся, промычал что-то непонятное, и хотел было броситься в заросли, но был схвачен за шиворот оруженосцем Ругона.

– Стой, паршивец, - сказал слуга.

Парень дернулся, и ветхая ткань расползлась, оставив в руках слуги кусок домотканой рубахи. Крестьянин хотел юркнуть в лес, но оруженосец преградил ему дорогу. Понимая, что ему не уйти деревенский дурачок замотал головой, выставил перед собой худые руки, защищаясь от страшного незнакомца, и заверещал от страха.

Я решил до поры не вмешиваться в происходящее и посмотреть, что будет дальше. От странной парочки меня скрывали густые заросли молодых берез, зато мне прекрасно было видно все, что происходило на поляне.