– Даже на пороге мучительной смерти я буду повторять эту молитву снова и снова, - сказал я громко, - боги знают, в чем я виноват перед ними и по справедливости накажут меня. Теперь и вы владыка знаете все о моих грехах.

Я помог Фифону подняться и усадил на лавку. Казалось, последние силы покинули старика. Он со стоном облокотился о стену и вытер опухшие от слез глаза.

– Великая сила заключена в молитве, - наконец сказал он, - боги следят за нами со сверкающих вершин. Они видят все - и правду, и ложь. И не будет спасения тому, кто попытается их обмануть.

– И ждет его страшная кара, - добавил я.

На следующий день владыка опять заглянул ко мне. В этот раз он пришел без охраны.

– Здравствуй, заблудшая душа, - сказал он, входя в комнату.

– Здравствуйте, владыка.

Я опять опустился на одно колено, но он обнял меня за плечи и поднял с пола.

– Незачем передо мной спину гнуть, - сказал Фифон, - в конце концов, я всего лишь священник.

Он сел на лавку и постучал пальцами по доске, приглашая меня последовать его примеру.

– Завтра тебя отведут на казнь, а после выведут за ворота. Что ты станешь делать, когда покинешь столицу?

Я с удивлением посмотрел на него и печально улыбнулся.

– Если не умру в первой попавшейся канаве, то скроюсь в лесах. Чудовищу со страшным клеймом на лице там самое место.

Фифон кивнул. Владыка не мог не знать, что многие после такой казни умирали в течение нескольких дней в страшных мучениях. Клеймили в королевстве крайне редко, но такое случалось. Монахи, которые внимательно следили за человеческими недугами и составляли справочники по медицине, в подробностях описывали страдания несчастных.

– Отшельники часто уходили в леса и находили там утешение и покой. Говорят, в западной пуще есть священные места, которые до сих пор скрыты от мира и только истинный праведник может отыскать их.

Я удивленно посмотрел на старика. Зачем он говорит мне все это, и какое ему дело до того, куда я направлюсь изуродованный раскаленным железом и покинутый всеми?

Перехватив мой недоуменный взгляд, Фифон улыбнулся и чуть заметно кивнул головой.

Неужели владыка намекает на древнее святилище, в котором мы укрывались от черных гвардейцев, когда вернулись из степи?

– Какой же я праведник?
– с сомнением сказал я.

– Молись, проси богов о прощении и тогда они не оставят тебя в своей милости. Где бы ты ни был, они найдут тебя и предложат свою помощь.

Мне показалось, что Фифон особенно выделил слова "найдут и предложат".

– Я понял, владыка, - быстро сказал я, - единственное, что может мне помочь это молитва.

На прощание понтифик сжал мою руку.

– Прощай, Тибон.

– Прощайте, отче. Не скажите напоследок, где я нахожусь. Что это тюрьма или подвал во дворце?

Владыка удивленно вскинул брови.

– Тебе не сказали? Ты в центральной тюремной башне, в "Толстушке".

Я кивнул. В сущности, это ничего не меняло, просто мне было интересно.

– Прощайте, владыка. При случае помолитесь обо мне.

Ночью я так и не смог заснуть. Никогда прежде я не испытывал такого ужаса, как в эти последние часы перед казнью. Ни Великая битва, ни опасное путешествие через степь не пробуждали во мне такого животного страха. Я был готов, на что угодно лишь бы только избежать наказания, придуманного Мароном. Сейчас даже смерть представлялась мне меньшим злом.

На рассвете слуги принесли чистую одежду - штаны и рубашку из толстой шерстяной ткани, и большую кружку воды. Похоже, еда перед казнью мне не полагалась. Я переоделся, залпом выпил воду и отправился вслед за тюремщиками. В этот раз вместо черных гвардейцев ко мне приставили трех здоровенных надзирателей. Огромные и свирепые, словно демоны из преисподней они не нуждались в оружии. Сражаться с такими великанами было бесполезно. При всем желании я бы не смог дотянуться своими кулаками до их тяжелых квадратных подбородков, а если бы и попытался, то мои удары показались бы гигантам не страшнее комариных укусов.

– Далеко идти?
– спросил я, выходя из камеры.

– Успеешь притомиться, - усмехнулся самый могучий надзиратель.

"Толстушка" считалась одной из самых высоких башен королевства, и впереди меня ждало трудное восхождение. Как и все в долине я знал, что на самом верху на смотровой площадке было оборудовано место для публичных казней. Поговаривали, что некоторые дворяне с радостью платили большие деньги, чтобы посмотреть на то, как палачи наказывают преступников. Многие приводили с собой жен и даже детей. Среди столичных богачей кровавые казни считались одним из самых острых развлечений.