– Получается, что ты ведешь работу по своему усмотрению и на свой страх и риск? – поддел его строгий представитель нью-йоркской резидентуры.

– Не надо, Павел Пантелеймонович, утрировать. Если хотите знать, то я работаю в этом регионе по личному указанию Берии. И вы, наверно, лучше меня знаете, что не выполнять его указаний – значит поставить на себе крест. Так ведь?

На лице Пастельняка отразилось замешательство: он никак не ожидал, что Григулевич мог иметь личную встречу с Берией.

– Тогда ты, конечно, прав, – невесело пробормотал куратор.

Поняв, что тот удовлетворен ответом, Иосиф спросил:

– А с какой целью вы приехали в Гавану?

Удивившись бесцеремонному вопросу молодого разведчика, Пастельняк впервые улыбнулся и сказал:

– Я приехал сюда для того, чтобы проинструктировать тебя перед отъездом в Аргентину.

– И когда же я должен туда выехать?

– В середине декабря.

– Тогда у меня к вам есть один очень важный вопрос.

– Какой именно? – насторожился куратор, ожидая опять неприятного сюрприза.

– Во время работы в Мексике я познакомился с одной прекрасной и умной девушкой по имени Лаура. Данные на нее в Центре есть. Она согласилась сотрудничать с нами, и с ведома Тома я завербовал ее в качестве связной. Потом агентурные отношения переросли в более близкие… Словом, мы полюбили друг друга и хотели бы соединить свои жизни узами брака. Скажите, может ли она поехать со мной в Аргентину и стать моей женой…

– Ах вот в чем дело! – воскликнул Пастельняк и неожиданно умолк. Несколько секунд он, глядя в упор на Иосифа, молчал, потом медленно, растягивая слова, заговорил: – Нелегкое ты затеваешь дело, друг Антонио. И вопрос ты поставил не в той очередности. Сначала надо получить разрешение, чтобы мексиканка стала твоей женой, а потом уже говорить о совместной командировке на край света. Боюсь, что получить от Центра санкцию на заключение брака с иностранной гражданкой будет архисложно. Ты же был в России и, очевидно, знаешь, что отношение к иностранцам в Советском Союзе неважное. Даже те из них, кто приезжал с добрыми намерениями по линии научно-технического или культурного обмена, всегда подозревались в проведении шпионской или антисоветской деятельности.

Григулевич изменился в лице и с недоумением спросил:

– А что же мне делать?.. Не ехать в Аргентину? Возвращаться к ней в Мексику?

– Я, конечно, поддержу твою просьбу и в резидентуре, и при направлении запроса в Центр…

В порыве злости на все и вся Иосиф резко бросил:

– Я считаю, будет недостойно и негуманно, если кто-то там, в Москве, попытается разрушить наши чувства! Разъединить нас! В конце концов мы ведь можем и исчезнуть из Латинской Америки, как в свое время исчез Орлов из Барселоны, Кривицкий из Парижа и кое-кто еще из других стран.

Взгляд Пастельняка снова стал тяжеловесным, затем он недобро прищурился и предостерегающе произнес:

– Не советую тебе, Антонио Молина Миранда, калечить жизнь себе и своей девушке. «Орлы» из «летучего эскадрона» достанут вас даже на небесах. Я полагаю, что руководство разведцентра подойдет к твоей проблеме с пониманием и примет справедливое решение. Любящая душа разведчика-нелегала не должна находиться далеко от его пассии. Когда Том вернется в Москву, я уверен, он замолвит слово о «бедном гусаре» и о его личной проблеме.

– Когда я смогу узнать о решении Центра?

– Сразу, как только приедешь в Буэнос-Айрес и наладишь связь с нашей резидентурой. Переписку ты должен вести только через почтовый ящик известной тебе Лизи с использованием тайнописи.

Затем куратор обозначил перед Григулевичем задачу по созданию в нескольких южноамериканских государствах независимых друг от друга подрезидентур со своими явочными конспиративными пунктами и курьерами.

– Начинать надо с организации нелегальных точек в Чили, Уругвае и Бразилии, – пояснил он. – И возглавить их должны соответственно – Алехандро и Марио… Ну, а Бразилию и Аргентину ты должен взять на себя. В случае нападения Германии на Советский Союз, – а мы не должны исключать этого, – основной задачей всех нелегальных загранточек должна стать разведработа против стран блока Берлин – Рим – Токио. Особое внимание обрати на деятельность профашистских групп и организаций, на их численный состав и на то, кто возглавляет их и финансирует. За тобой же остается проблема восстановления прерванных не по нашей вине дипломатических отношений с Мексикой, Колумбией и Уругваем. Ну не в прямом смысле восстановление, а чтобы через свои связи ты попробовал побудить чиновников дипломатических ведомств этих государств к налаживанию контактов с Наркоматом иностранных дел СССР.

Далее Пастельняк обозначил перед ним еще одну задачу – по добыванию информации о степени зависимости латиноамериканских стран от США и стратегии их внешнеполитической линии по отношению к Советскому Союзу.

– В Аргентине ты должен легализоваться под своей прежней литовской фамилией, – продолжал инструктировать его Пастельняк. – Но среди знакомых и друзей ты должен остаться тем же Хосе Ротти. Натурализацию желательно осуществить не в Буэнос-Айресе, а сначала в какой-нибудь провинции.

– Это я найду где. А как быть с легендой?

– Она тоже остается прежней. В Аргентине постарайся открыть какое-нибудь свое дело, пусть даже и убыточное. Потом закроешь его. Словом, надо пустить пыль в глаза…

– Это я умею делать. Можете быть уверены, я не подведу! Главное, чтобы не прервалась связь с Центром…

В аргентинском отеле «Плаза» Григулевич зарегистрировался под своим прежним именем Хосе Ротти.

Выложив вещи из чемодана в платяной шкаф, Хосе переоделся, подошел к окну и долго смотрел на открывшуюся панораму одной из красивейших столиц мира. «Теперь надо опять входить в новую роль, – подумал он. – Кем я только не был в последние годы – и французом, и поляком, и испанцем, и американцем, и мексиканцем, и кубинцем. И все они – и Ковальский, и Хосе Перес Мартин, и Хосе Окампо, и Луис Фальконе, и Мануэль Бруксбанк, и Фелипе, и Хосе Ротти, и Молина Миранда Антонио – существуют уже сами по себе, располагаются по значимости на совершенно разных уровнях моей жизни. Трудно было совмещать их в одном лице и оставаться при этом самим собой… А может быть, я уже перестал быть самим собой и потому допустил оплошность, оставив вдали от себя дорогую моему сердцу девушку…»