Он почти почувствовал, как писари с сомнением переглядываются, но не стал удостаивать их взглядом. Дуан немного жалел, что не поручил составление всех приглашений тому же церемониймейстеру или еще кому-то из ответственных за мероприятия при дворе, но здесь скрывался один нюанс. В некоторых письмах требовалось аккуратно и изящно упомянуть о второй, помимо безудержно пьяного укрепления дипломатических союзов, цели приглашения. О сестре.

Писари Королевской Канцелярии славились своей немногословностью, поэтому им Дуан доверился. К тому же, обслуживая сразу три или четыре ведомства, они писали столько, что, вероятно, давно перестали вообще вникать в смысл того, что им диктуют. А если и вникали, намеки о «возможном совместном будущем» были настолько смутными, что их углядел бы только кто-то более сообразительный.

На стол поставили воду, но Дуан уже не хотел пить, а только вылил немного прямо себе на голову. Зевая, выпрямился и посмотрел на лежавший сверху лист. Тот — как и все прочие — был исписан именами, возрастами, цифрами дохода и титулами. Но если «отработанные» листы заполнял в путешествии сам Дуан, то на оставшихся почерк был резче и крупнее. Отцовский. Листы никак не озаглавливались, но Дуан без труда догадался, что старого короля тоже беспокоила судьба дочери. Напротив одного имени — настолько заковыристого, что прочесть его удалось с четвертой попытки — стояла жирная галка.

Приписка заставила Дуана с любопытством вскинуть брови: во-первых, потому что это было единственное имя с примечанием, а во-вторых, потому что отец редко отзывался о ком-то подобным образом. Он предпочитал более холодные формулировки, как правило содержащие слова «неплохой», «терпимый» и «приемлемый». «Славный» могло значить либо то, что неизвестный Фаарроддан перевешал у себя в стране пару сотен пиратов, либо то, что за прошедшие Приливы отец изменился. Впрочем, первое было куда вероятнее. Дуан усмехнулся, водрузил корону обратно на свою многострадальную голову и сообщил:

— Продолжаем.

Писари зашевелились и зашуршали, как разбуженные птичницей наседки. Продолжая рассеянно постукивать пальцем по листу, Дуан обратил на одного из них взгляд.

— Овиус, давайте вы запишете. Итак… Достойнейший принц о’Конооарр, имею честь…

…Дуан вздохнул свободнее, только когда Лува, потанцевав немного наверху небесной лестницы, начала плавно спускаться по ней и спустилась до середины. Зато он был крайне доволен собой и приказал организовать себе прямо здесь, в кабинете, поздний обед или ранний ужин. А пока спешно принесенный трапезный стол сервировали, занялся наиболее важным с его точки зрения делом — поиском общества.

В последние Круги своей жизни Дуан крайне редко ел в одиночестве: на «Ласарре» это было невозможно в принципе; там завтракали, обедали и ужинали вместе, сопровождая это болтовней и песнями, чуть реже — драками. Здесь же порядки внушительно отличались.

— Принцесса изволила трапезничать, пока вы работали, маар, и теперь занята рисованием, — смиренно сообщила камеристка, вышедшая в коридор, когда Дуан постучал в покои к сестре. — Может быть, вам неизвестно, но ваш отец чаще разделял стол с членами Правого полусовета.

Дуан слабо, без удивления усмехнулся, окидывая девушку цепким взглядом: врёт про сестру или нет? Камеристка истолковала взгляд как-то иначе: покраснев, прикрыла веером кружевной вырез на груди, хотя прикрывать было особо нечего. Дуан досадливо вздохнул.

— Благодарю за подобный совет, та’аша, но, учитывая, что заседаний нет, вряд ли кто-то осчастливит меня обществом и беседой.

Камеристка кивнула, но тут же, спохватившись, покачала головой.

— Маар Кеварро может быть в саду, у пруда. Когда у него нет дел, он нередко там. Мы застаем его с книгами, гуляя. Если, конечно, вас устроит его…

Она замялась, чуть поведя тонким плечом. В комнате принцессы что-то громко стукнуло, потом еще раз, — будто там как минимум кидали камни в стену. Рисование у Розинды явно не ладилось.

— Цвет? — уточнил Дуан. От расовых предрассудков он тоже отвык, море уравнивало всех.

— Именно так. А теперь простите, мне пора.

Дуан поблагодарил девушку, и дверь быстро захлопнулась. Наступила тишина, такая, что было слышно шаги часового на дальней лестнице.

Оставалось только убираться прочь: сестра даже не сочла нужным поздороваться, не говоря уже о том, чтобы посидеть за одним столом. Впрочем, вполне ожидаемо: Ро наверняка здорово дулась. Дуан тоскливо посмотрел на одну из особенно безвкусных картин, украшавших стену, — голые купальщицы на пенистом берегу, — и ускорил шаг.

Коридор давил на него. Как и все другие коридоры этого места.

Небольшой полукруглый пруд весь зарос водяными лилиями. Желтые, фиолетовые и розовые венчики нежились в рассеянном сиянии Лувы, подставляя ей переливчатые лепестки. Трава — густая, сочная, никем не подстриженная — поднималась по щиколотку. Дуан вспомнил, как любил это место в детстве, и невольно улыбнулся. Не поменялось ничего. Отец неоднократно грозился закопать пруд и поставить несколько изваяний Бодрствующих Предков. Особенно часто он обещал это, если наследник престола или принцесса делали что-то не так. Дуан не сомневался, что с его исчезновением исчезнет в скором времени и этот дикий уголок окультуренного парка… но все осталось прежним. Застыло. И, оглядываясь вокруг, он забыл, зачем пришел, пока его не окликнули: