– У меня такое впечатление, будто уже проходит моя встреча с читателями, – заметил я. – Глупо было бы не верить. Только не надо излишне увлекаться тайнами. Если вспоминать Бредбери, то помните, что такое “машина времени” в “Вине из одуванчиков”?

– Старый полковник, угу.

– Старый полковник… И когда он умирает, то огромный мир уходит. И жаркий Мехико, и стада бизонов, и костры военных отрядов, и песни… Мир длиной в сто лет, по которому можно было свободно путешествовать. “Когда человек умирает, вместе с ним исчезает целый мир”, понимает герой Бредбери. Вот в этом мире и живут целые вселенные. И создания нашей фантазии, и многое другое, все там обитает, это такой космос, где можно бесконечно странствовать по обитаемым планетам. Самая большая тайна – это человек. А все остальное – это так, технические загадки.

– И магия – просто техническая загадка? – спросил Колька.

– Навроде того.

– Но тогда… Раз вы считаете это технической загадкой, вроде ребуса, а может, и просто чушью, то почему вам не согласиться принять участие в том обряде, который мы задумали? Для вас это будет несерьезно, как детская игра, а нам будет спокойней, что вы рядом.

Я заметил, что Саша быстро показала Кольке поднятый вверх большой палец: мол, молодец, верный ход нашел.

– Нет, – сказал я. – И вам не советую. Есть игры, в которые играть не стоит.

– Ага, боитесь! – тут же поддела Саша. – А еще говорите, что не верите!

– Да, не верю, в том смысле, в котором верите вы, – сказал я. – Не верю, что из магии Йейтса нельзя узнать чего-то того, чего нельзя узнать из его поэзии. Магия, по сравнению с поэзией – это нечто низшее, подготовительное, примитивное. Но я верю в то, что “нам не дано предугадать, как наше слово отзовется”. Все первые ученые-ядерщики заболели лучевой болезнью и умерли, потому что тогда человечество еще не представляло, что такое облучение и как от него нужно предохраняться. То, что называют магией, вызыванием духов – это область, в которой мы до конца еще не разобрались и не знаем, какие лучевые болезни нас там могут подстерегать. Да вот вам пример, первый, который приходит в голову. Гумилев сам рассказывал, как будучи в Париже, он поддался уговорам тамошних приятелей совершить обряд вызывания дьявола, из чистого любопытства. И что-то у них получилось. Во всяком случае, Гумилев всегда уверял на полном серьезе, что видел, как через комнату тень прошла. И что потом? И жизнь у него после этого поехала наперекосяк, и кончилась трагически, расстрелом. Связано одно с другим или нет? Не знаю. Но я бы не рискнул тревожить такие силы.

– Что ж! – сказала Саша. – Мы все равно попробуем, хоть с вами, хоть без вас, и пусть нам же будет хуже, если что-то пойдет не так. А вам потом будет стыдно, что вы могли нас выручить, но не выручили.

– Угу, – одобрительно промычал Колька.

– Господи помилуй!.. – сказал я. – Ладно, будь по вашему. С двумя условиями.

– Какими? – радостно отозвались они в два голоса.

– Первое – эти ваши опыты с магическим колесом будем ставить здесь, в моем номере. Никаких вылазок на кладбище или куда вам там еще в голову взбредет. Сразу предупреждаю, что я никуда не пойду.

– А второе условие? – спросила Саша.

– А второе условие вот какое. Твоя тетка упомянула мне, что разговаривала с каким-то человеком, перед тем, как отправилась разыскивать пропавшую часть библиотеки. Имя этого человека она назвать отказалась. А мне интересно, кто это мог быть, по своим причинам…

– По каким?

– Скажем, по чисто писательским. Так ты не сможешь втихую выведать, с какими людьми твоя тетка общалась в то время?

– Думаю, смогу, – сказала Саша.

– Что ж, тогда – до завтра. Скажем, я буду в номере от четырех до пяти. А подойдете вы или нет – вам решать.

– Мы обязательно будем! – подскочили они.

– Тогда – кыш отсюда! Вот-вот ваша тетка подойдет, а мне еще надо в номере прибрать…

– До свидания, до свидания!.. – быстро забормотали они. И смылись.

Я опустился в кресло, совершенно измочаленный. Да что здесь, псих на психе сидит и психом погоняет? Подростков еще можно понять, для них подобная развлекаловка – святое дело, но взрослые?!.. И от сумасшедших бесконечных разговоров я устал как никогда. В голове уже звенело от всех этих масонов, магии, роз, крестов, Граалей с Парсифалями… Если б не одурелая голова, я бы, думаю, ни за что не согласился принять участие в “эксперименте”, задуманном подростками. Хотя, с другой стороны, они теперь счастливы, а вреда от этого не будет…

Подумав о вреде, я вернулся мыслями к тому, что произошло в номере. Я верил ребятам, что это не они все разворочали. Выходит, кто-то побывал у меня “в гостях” до них. Но кто это мог быть?

Я нехотя встал с кресла, собрал мои разбросанные шмотки, аккуратной стопочкой выложил на стол мои блокноты (для записей я люблю блокноты небольшого размера, в хорошем твердом переплете, желательно кожаном; такие блокноты, которые больше похожи на старинные “альбомы для стихов”; собственно, в магазинах их чаще и именуют не “блокноты”, а “альбомы для записей”; и очень удобными для заметок и черновиков бывают “альбомы для записи кулинарных рецептов”) и книги, взятые с собой… Чем больше я размышлял, тем более вероятной мне представлялась одна-единственная версия.

Обыск в номере – дело рук “отморозков” из той фирмы, которая мечтает захапать здание библиотеки.

Посудите сами. Как раз тогда, когда ситуация вокруг этого здания достигает высшего накала, а Татьяна при этом держится со странным спокойствием, приезжает человек из Москвы. “КИГлы”, как называл их Бурдюков, тут же должны навести обо мне справки. Разумеется, они знают, что я писатель, и приехал выступить перед читателями… Но почему именно сейчас? Они начинают выяснять, не бывал ли я прежде в этом городе. И не узнают ничего утешительного для себя. А именно, они узнают, что я некогда побывал здесь в составе отряженной ЦК комиссии, и эта комиссия наделала шороху, вправив мозги, кому надо. Дальше что выходит, по логике подобных людей? Если я тогда “исполнял ответственные поручения”, то могу исполнять и сейчас, продолжая работать на высокие инстанции, сидящие в Москве. На те инстанции, которые сейчас взяли на себя функции “улаживания” и “примирения интересов”, особенно если “примирение интересов” должно быть в их пользу. Скажем, если Москва сама заинтересована наложить лапу на здание библиотеки и конкурентов местного масштаба терпеть не собирается. Тогда моя роль понятна. Я должен сделать вежливое и ласковое предупреждение, а если оно не подействует, призвать “бойцов” или привлечь “местные силы”…