5. Рубакин Н.А. Психология читателя и книги. Краткое введение в библиологическую психологию / Н.А. Рубакин. – М.: Книга, 1977. – 264 с.

6. Рубакин Н.А. Этюды по психологии чтения / Н.А. Рубакин // Русская школа. 1910, № 11. – С. 172–175.

Литература о Н.А. Рубакине

1. Айзенберг А.Я. Выдающийся теоретик и практик самообразования (К выходу в свет «Избранного» Н.А. Рубакина) /А.Я. Айзенберг //Сов. педагогика. 1976, № 7. – С. 141–143.

2. Беспалов В.М. Методологические и методические вершины библиопсихологии Н.А. Рубакина / В.М. Беспалов // Беспалов, В.М. Психология чтения: Учеб, пособие. – М.: МГУКИ. – С. 7—16.

3. Бородина В.А. Читательская вселенная Н.А. Рубакина /В.А. Бородина // Педагогика культуры. – 2005. – № 3–4. – С.40–45.

4. Бородина В.А. Чтение как стратегия жизни в трудах Н.А. Рубакина (К 150-летию со дня рождения) / В.А. Бородина // Школьная библиотека. – 2011. – № 9—10. – С. 134–139.

5. Николай Александрович Рубакин (1862–1946) // Великие люди – библиотекари: от А до Я / Сост. Е.И. Полтавская; под ред. Ю.Н. Столярова. – М.: Школьная библиотека, 2005. – С. 86–88.

6. Рубакин, А. Рубакин: (Лоцман книжного моря) / А. Рубакин. – М.: Мол. гвардия, 1967. – 204 с.

7. Фонотов, Г.П. Выдающийся просветитель: Новое прочтение Н.А. Рубакина / Г.П. Фонотов // Читающая Россия: мифы и реальность. – М.: Либерея, 1996. – С. 14–25.

Интерес к изучению личности во все времена развития человеческого общества психологической мысли был активным и содержательным, особое внимание уделялось и уделяется приближению теории к практике. Однако сама психология все же оказывалась ближе к первой, тогда как со второй была связана художественная литература, сыгравшая большую роль в понимании психологии личности. Именно на это указывает Л.П. Гримак, отмечая: «…психология в большом долгу перед человечеством. До сих пор она является лишь в значительной мере набором знаний о человеческой психике, но в очень малой степени служит человеку руководством в его повседневной жизни и деятельности. Почему так получилось – разговор особый. Во всяком случае, следует признать, что роль художественной литературы в этом смысле оказалась более значительной» [2, с. 10].

Использование художественного образа как объекта психологического исследования и возможности подобного метода не обозначены в научной литературе. Однако некоторые ученые все же делали шаги в этой области. Л.С. Выготский (1965), П.М. Якобсон (1964), М. Арнаудов (1970), занимаясь психологией искусства, пытались раскрыть некоторые особенности литературного творчества с помощью научной психологии. Г. Олпорт (1982) отметил, что на основании литературы можно выделить типичные ситуации, в которых оказывается человек на протяжении жизни, и, кроме того, рассмотреть те случаи, при которых определенные воздействия не приводят к ожидаемым результатам. Б.М. Теплов пытался проследить динамику поведения Татьяны, какой описал ее А.С. Пушкин в «Евгении Онегине». «Жизнь Татьяны, – писал он, подводя итог рассмотрению пушкинского романа глазами психолога, – это замечательная история овладения своим темпераментом… история воспитания в себе характера» [6, с. 311]. Его исследования в области использования литературы как источника психологической информации не пошли дальше анализа поведения пушкинской Татьяны, но тем не менее и эта работа убедительно доказала, что художественная литература содержит неисчерпаемые запасы материала, без которого не может обойтись научная психология.

В художественных произведениях детально описаны поступки людей и их переживания, представлены разнообразные характеры и модели поведения в жизненных ситуациях, прописаны внутренняя логика или цепь внешних событий, которые обусловливают тот или иной человеческий поступок. Именно благодаря богатому набору жизненных ситуаций и моделей поведения на основе литературных произведений можно выстроить типологию личностных конфликтов и способов принятия решений, вариантов выхода из кризисных ситуаций. Кроме того, настоящая, большая литература преподносит характер в его развитии, привлекая психологов необходимостью рассматривать личность с учетом непрерывной ее динамики. И самое главное, на примере художественных произведений психолог может развить творческое наблюдение и личностную интуицию, о важности которых в психологии познания пишет А.А. Бодалев. Умение верно оценить суть и конкретные особенности человека напрямую зависит от интуиции. «Способность интуитивно определять состояние другого человека, его отношение к делу, судить о нем как о личности развивается у индивида по мере накопления опыта обобщения и совместной деятельности с разными людьми, в ходе анализа и обобщения этого опыта… Широкий и разнообразный запас хорошо систематизированных впечатлений о других людях, накопленный человеком в ходе прямого контакта с людьми и преломленный им сквозь призму научно-теоретических знаний о личности, – важнейшее… условие высокой продуктивности интуиции» [6, с. 51–52]. Опыт, накопленный в художественной литературе, способен кому-то заменить, кому-то обогатить опыт, полученный в ходе прямого контакта с людьми.

Все вышесказанное в полной мере относится к произведениям Ф.М. Достоевского.

Не вызывает сомнения, что автор психологического романа должен быть тонким психологом. Всю жизнь изучая сложные особенности и механизмы психики людей, Достоевский-художник пришел к верному (точному и правильному) выводу, известному сегодня всему миру, неоднократно цитируемому и возводимому многими в девиз: «Человек есть тайна. Ее надо разгадать, и ежели будешь ее разгадывать всю жизнь, то не говори, что потерял время; я занимаюсь этой тайной; ибо хочу быть человеком» [Достоевский. Письмо М.М. Достоевскому: 3, Т. 28. Кн. I, с. 63]. Интерес писателя к загадке под названием «человек» пересекался с его постоянным желанием выйти «за границы»: он познавал устройство мира для того, чтобы пойти дальше, изучал законы для того, чтобы преступить их. В этом – и предназначение, и врожденная особенность сверходаренных, гениальных личностей. Невольно тяготея к выходу за пределы известного, они познают себя и на своем примере других. В случае с Достоевским принято говорить, что он заставляет спуститься в самые «глубины» (человеческой души или природы) и посмотреть, что там происходит.

Психологизм, понимаемый в литературе как достаточно полное, подробное и глубокое изображение чувств, мыслей и переживаний персонажа с помощью специфических средств художественной словесности, позволяет автору показать внутренний мир героя. При этом писатель подчеркивает сложность персонажа и одновременно возможность познания его. Только с творчеством Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого в литературе стало очевидно, что постижение человека все же будет лишь частичным. Казалось бы, даже у Шекспира изображение страстей и противоречий человека не было таким детальным, как у мастеров психологизма, однако и у них доскональное рассмотрение не стало полным. Объяснить это следовало бы тем, что все, известное другим людям о человеке и известное ему самому о себе, согласно знаменитому высказыванию мыслителя В.В. Розанова, не исчерпывает полноты сущности индивида: в нем обязательно есть сверх этого что-то еще, чего не знает никто.

Психологизм Достоевского (как индивидуальный метод), имевший свои специфические черты, как раз и возводил в принцип «бесконечность» человека, а значит, и неабсолютную его познаваемость. Вместе с Л.Н. Толстым Достоевский по-новому расставляет акценты в литературе: писателей теперь интересует не столько характер, сколько личность, общечеловеческая природа индивидуальности. В отличие от Л.Н. Толстого, которого занимало развитие и взаимосвязь душевных процессов, Достоевский проникает в тайны подсознания, вскрывая то, чего человек о себе не знает или не хочет знать. Однако оба психолога-романиста представляли принципиально незавершенного, становящегося человека. И это рассматривалось не столько в качестве залога спасения, совершенствования персонажа, сколько в качестве неотъемлемого свойства личности. Обладая помимо сознания самосознанием, человек в своем развитии должен переходить от самопознания к самоотношению, а затем к саморегулированию. Именно движение от осознания своего места в мире и оценки себя к контролю и моделированию собственной индивидуальности и характеризует зрелую личность, или «второй способ существования» человека в трактовке С.Л. Рубинштейна.