Все, о чем рассуждал Святослав Николаевич, всегда было всем нам не только интересно, но и поучительно. Духовные запросы, по его наблюдению, даже у образованных людей оказываются порой очень примитивны. В одном из селений в долине Кулу обосновались хиппи. Группу возглавлял образованнейший швейцарец, который закончил несколько университетов, один из них даже в Японии. Группа обрела свою «теорию духовного озарения». Они совершали вот какой ритуал: приняв наркотики, били в огромный гонг и трубили в огромную трубу изо всех сил, рождая кошмарные звуки и галлюцинации. Швейцарец предлагал и Святославу Николаевичу с Девикой Рани присоединиться к их ритуалу. Позднее, встретив однажды Святослава Николаевича, этот человек сказал, что он теперь абсолютно счастлив. И Святослав Николаевич ответил: «Замечательно! Вот и продолжайте свою “счастливую” жизнь!»

Духовно прекрасная личность Святослава Николаевича сказывалась не только в его облике, но и в удивительной способности говорить о необыкновенном обыкновенным языком. В самых простых словах он открывал людям преобразующий сознание смысл Красоты. Он говорил о Красоте как о совершенстве, к которому стремится вся эволюция мира. Чувство красоты заложено во всей Природе. И человеческое стремление к Красоте исходит из общих глубин всех царств Природы. Это стало для меня откровением.

Люди тянулись к нему как к целителю душ, как к преподобному старцу. Когда некто выразил недовольство по поводу того, что Святослав Николаевич уделил слишком много внимания одной душевнобольной женщине, просидев с ней в кабинете своего гостиничного номера два с лишним часа, он ответил, что врач нужен больному, а здоровый сам справится со своими проблемами [18] .

Святослав Николаевич больше ориентировал меня на личность Н. К. Рериха и не говорил о подробностях своей личной жизни и творчества. Только со временем я поняла, что Святослав Николаевич считал своим призванием, своим долгом, своей миссией исполнение воли родителей. Этой же цели служило и его искусство.

Смысл жизни для Святослава Николаевича, как и для всей Семьи, заключался в Служении человечеству. Каждый из Четырех нес свой подвиг, свой жертвенный труд. После длительного трудового дня в музее или после официальных выступлений в других местах (в Доме дружбы народов, Доме ученых, Доме кино, Доме писателей и т. д.) каждый вечер допоздна Святослав Николаевич еще и в гостинице со смирением подвижника принимал бесконечных посетителей. Он думал не о себе. Мне пришлось быть одним из немногих свидетелей того, как тяжко было в Москве Юрию Николаевичу и какое личное мужество проявлял Святослав Николаевич после смерти Брата, оказавшись наедине с чудовищем советского партийно-государственного аппарата! Эстафета единоборства с уродливыми представлениями и непредсказуемым поведением власти перешла от Юрия Николаевича к Святославу Николаевичу.

Посетителей Святослав Николаевич принимал ежедневно в течение всего пребывания в Москве или Ленинграде. Ложился поздно, вставал рано. Гостей постоянно приглашал пообедать вместе. Себе всегда заказывал блюда из курицы. Умел пошутить. Во время подготовки персональной выставки Святослава Николаевича в 1974 году в Третьяковской галерее ее устроители отклонили две картины – «Рошан Ваджифдар» и портрет Христа («Господом твоим»). Изящный изгиб упругого тела крутобедрой индийской танцовщицы показался им неприемлемым, вредным для советской молодежи. В гостинице за обедом Святослав Николаевич шутил: «Ведь я же прикрыл неприемлемое с их точки зрения!» Этот портрет в полный рост был написан в 1956 году, а в 1960-м Святослав Николаевич любовался портретом совершенно другой танцовщицы – Иды Рубинштейн в Русском музее в Ленинграде. Очень долго стоял перед этим шедевром В. А. Серова.

В Эрмитаже «Рошан Ваджифдар» выставили, но портрет Христа оказался в кабинете заместителя директора музея повернутым к стене и задвинутым большим дубовым столом. Чтобы показать портрет, гостей приходилось водить туда. Повидаться со Святославом Николаевичем приехали тогда в Ленинград две юные дочери советского генерального консула в Мадрасе Ивана Михайловича Харченко – Наташа и Татьяна. Так как я тенью ходила повсюду за Святославом Николаевичем и Девикой Рани, то тоже оказалась там, в кабинете. Когда стол отодвинули и стали любоваться портретом, я села под стол и сфотографировала на позитивную цветную и черно-белую фотопленки полный портрет и его фрагмент – только лицо с удивительными темно-голубыми глазами. На оборотной стороне портрета я увидела надпись, сделанную самим Святославом Николаевичем по-английски: «Возлюби ближнего своего, как самого себя» [19] . Сразу же добавлю, что со временем я близко познакомилась с семьей Харченко.

В 1978 году я встретилась у Святослава Николаевича в гостинице «Россия» с Верой Петровной Харченко, затем у них дома с Иваном Михайловичем и младшей, третьей их дочерью Леной. Тогда они уже постоянно жили в Москве. Иван Михайлович работал в Министерстве иностранных дел СССР заведующим сектором Индии в отделе Южной Азии. Однажды я была невольным свидетелем того, с какой сердечностью Святослав Николаевич относился к Ивану Михайловичу. 29 октября 1984 года Святослав Николаевич был приглашен в Институт международных отношений на встречу со студентами. В это закрытое для посторонних посетителей место я попала благодаря Ивану Михайловичу. Мы сидели с ним рядом в первом ряду. Я стенографировала выступление Святослава Николаевича. Как только встреча завершилась, он сразу же, не обращая ни на кого больше внимания, направился прямо к Ивану Михайловичу. Они трогательно обнялись. Потом подошла Вера Петровна. И с ней Святослав Николаевич поздоровался так же светло и радостно.

Так как Вера Петровна чаще, чем кто-либо, бывала у Святослава Николаевича в Индии, я попросила ее описать его повседневную жизнь и нарисовать план его имения. В мае 1984 года она прислала мне в Таллинн подробное описание быта Святослава Николаевича и на миллиметровой бумаге четкие планы имения и дома в Бангалоре с офисом и приемной. Думаю, что все это представляет большую архивную ценность. Документы свидетельствуют об аскетической простоте быта Святослава Николаевича. Один пример. Вход в другие комнаты в доме был через личную комнату Святослава Николаевича. В ней только кровать и столик. С одной стороны вход в столовую, с другой – в ванную с туалетом и лестница наверх, в комнату Девики Рани.

Мне, к сожалению, не пришлось побывать там. В 1992 году я получила от Святослава Николаевича письмо с приглашением стать членом создаваемого им Мемориального совета, или треста. Я ответила, что буду считать себя теперь членом этого Совета и стараться с честью работать на увековечение памяти Великой Семьи. Поехать на открытие я, конечно, не смогла. Письмо это для меня теперь реликвия.

Когда Святослав Николаевич и Девика Рани последний раз были в Москве, в ноябре 1989 года, мне очень хотелось, чтобы Святослав Николаевич разрешил издать сделанные мною стенографические записи его бесед. Он сказал так: «Вот перед Вами Людмила Васильевна! Все свои права я передал ей. Все, и это, решать будет она». Должна сообщить еще один факт, относящийся к тому же времени. Я собиралась в США по вызову родственников. Рассказала об этом Святославу Николаевичу и о том, что мистер Энтин пригласил побывать в нью-йоркском Музее Николая Рериха. В ответ услышала следующее: «Кира, а мы дружим с леди Кэмпбелл-Стиббе! Где она сейчас, я не знаю. У нее три адреса. Возьмите их у Мэри». Господин Энтин этими словами был как бы отодвинут в сторону. Позже, в США, госпожа Кэтрин Кэмпбелл-Стиббе сказала мне, что Святослав Николаевич выразился о нем так: «Нам второй Хорш не нужен!» [20]