Рубеж XIX–XX веков вообще ознаменовался глубоким поворотом к Востоку в кругах образованного русского общества того времени. После почти двухвекового контакта России с Европой, начавшегося в эпоху Петра Великого, этот интерес к Востоку был далеко не случаен. Достаточно вспомнить знаменательные слова Достоевского: «Да, если и есть один из важнейших корней, который надо у нас оздоровить, так это именно взгляд наш на Азию…» [8]

С конца 1916 года семья Рерихов жила в Финляндии, затем, с нарастанием разрушительных революционных событий в России, переехала в Англию. В 1919 году семнадцатилетним юношей Ю. Н. Рерих поступил на индо-иранское отделение Школы восточных языков при Лондонском университете, где начал заниматься персидским языком и санскритом у профессора Денисона Росса. К этому времени он уже хорошо знал греческий и латынь, свободно владел многими европейскими языками. Занятия Ю. Н. Рерих продолжил в Америке, в Гарвардском университете, где углубил знания по санскриту у профессора Ч. Р. Ланмана, который сразу оценил его необыкновенные дарования. В это же время Ю. Н. Рерих начинает изучать пали и китайский язык. В 1922 году, закончив Гарвардский университет со степенью бакалавра по отделению индийской филологии, Ю. Н. Рерих завершил образование в Школе восточных языков при Парижском университете – крупнейшем центре европейского востоковедения. Здесь он углубленно занимался тибетским языком под руководством профессора Ж. Бако, а также продолжил занятия санскритом, монгольским, китайским и иранским языками. Учителями Ю. Н. Рериха были такие выдающиеся ученые, как П. Пеллио, С. Леви, А. Мейе, А. Масперо, В. Ф. Минорский. С профессором В. Ф. Минорским, крупнейшим отечественным иранистом, у Ю. Н. Рериха вскоре установились самые тесные научные контакты и дружеские взаимоотношения, продолжавшиеся на протяжении всей его жизни. В одном и писем к автору настоящей работы профессор В. Ф. Минорский, переживший Ю. Н. Рериха, с любовью и грустью вспоминал это счастливое для них время. В 1923 году Ю. Н. Рерих блестяще заканчивает Парижский университет и удостаивается степени магистра индийской филологии.

Как ученый-исследователь с необычайно широким кругозором Юрий Николаевич Рерих сформировался во время замечательной Центрально-Азиатской научно-художественной экспедиции Н. К. Рериха, которому осенью 1923 года удалось, наконец, приступить к ее осуществлению.

«Не случайно Николай Константинович Рерих, начавший свою художественную деятельность с огромного интереса к сюжетам древней Руси, почувствовал, что для объяснений их ему одного только местного русского материала недостаточно. Культурные связи увели его в Монголию и дальше в Тибет, потому что там были люди, которые были связаны с нашими русскими славянскими предками неразрывными узами любви и вражды, случайных столкновений и обмена невестами, – писал Л. Н. Гумилев. – Там была другая часть, другая половина великой середины нашего континента…» [9] Годы учения сразу остались позади, и перед Ю. Н. Рерихом раскрылось необозримое поле для приложения накопленных знаний, позволивших ему уже с двадцати одного года начать самостоятельную научно-исследовательскую творческую работу.

Эта работа началась в Восточных Гималаях, в княжестве Сикким, одном из древних центров буддийской культуры. Здесь, по преданию, жил Падма Самбхава, основатель буддийской красношапочной секты, здесь проходил на своем пути в Тибет Атиша, принесший из Индии в страну снегов учение Калачакры, представляющее собою буддийскую эзотерическую философию.

Базируясь в Дарджилинге, экспедиция Н. К. Рериха проработала в Сиккиме с конца 1923 до весны 1925 года. Результатом этих работ явилась богатейшая коллекция тибетских буддийских тханок, писанных на шелку, подробный анализ которых был сделан Ю. Н. Рерихом в его первой большой научной работе «Тибетская живопись» [10] . Здесь был дан детальный разбор тибетской буддийской иконографии в историческом аспекте и выявлена религиозная роль и символическое значение тибетского буддийского искусства. Во время работы в Сиккиме молодой ученый впервые смог применить на практике знание тибетского языка, войти в контакт с местными тибетскими учеными-ламами.

В начале осени 1925 года экспедиция Н. К. Рериха двинулась из Ладака через Каракорумский хребет в Синьцзян по одной из самых высоких караванных дорог мира. «В течение пяти лет экспедиция Н. К. Рериха, в которой мне пришлось участвовать, – писал Юрий Николаевич, – прошла громадный путь из Индии на север до Алтая и снова на юг в Индию через нагорье Тибета» [11] .

Научные результаты этой экспедиции, содержащие ценнейшие географические, этнографические и лингвистические наблюдения в почти совершенно неизученных областях Азии, легли в основу монографии Ю. Н. Рериха «Пути к сердцу Азии» [12] , которая сразу поставила молодого автора в ряды ученых-первопроходцев Азии. В этой книге Юрий Николаевич предстает перед нами как достойный продолжатель славных традиций Н. М. Пржевальского, В. И. Роборовского, Г. Н. Потанина, Свена Гедина и П. К. Козлова. Точное географическое описание ландшафта перемежается в книге с историческими экскурсами в далекое прошлое оазисов Тарима, степей Монголии и нагорий Тибета. Много страниц в этом труде уделил автор кочевникам Северного Тибета, сохранившим в своей культуре традиции кочевых народов далекого прошлого Евразии.

Во всех трудностях и испытаниях этого долгого пути Ю. Н. Рерих был незаменимым помощником своего отца. Помимо большой научно-исследовательской работы, на нем лежала почти вся организационная часть этой экспедиции, которая, несмотря на неисчислимые препятствия и лишения, в мае 1929 года достигла Индии.

Экспедиция позволила Ю. Н. Рериху ближе узнать живой тибетский язык и его диалекты, побывать в легких юртах кочевников, где живы предания о Гесэре, легендарном герое знаменитого центральноазиатского эпоса, и в недоступных горных монастырях Южного Тибета – настоящих сокровищницах древнеиндийских, непальских и тибетских святынь. С этой поры история Тибета (особенно кочевого) как часть истории Центральной Азии становится лейтмотивом его научного творчества. До сих пор Тибет остается уникальным хранителем и носителем традиции особого «звериного стиля», свойственного в древности всему скифскому миру от южнорусских до центральноазиатских степей. Открытия в этой области, сделанные им во время экспедиции, Ю. Н. Рерих обобщил в своей классической работе «Звериный стиль у кочевников Северного Тибета», долго остававшейся библиографической редкостью. К счастью, сейчас она возвращается к читателю.

Труд этот рождался в самый критический момент Центрально-Азиатской экспедиции Рерихов, когда осенью 1927 года, на пути из Цайдама к Тибетскому нагорью, с трудом пробившись через тяжелый перевал Дангла (4993 м над ур. моря), экспедиция спустилась в бассейн реки Нагчу (верховья Салуэна), где в урочище Чунаркэн была неожиданно остановлена отрядами тибетцев, действующих по указанию чиновников из селения Нагчу. Последние, в свою очередь, ссылались на постановление лхасских властей о закрытии этого района для иностранцев, которое действительно существовало в Тибете, начиная с 1792 года.

Паспорт, выданный Н. К. Рериху представителем Лхасы в Улан-Баторе, был объявлен недействительным. Письма Рериха в Лхасу также не возымели никакого действия и остались без ответа. Участники экспедиции оказались вынужденными провести суровую и исключительно снежную зиму 1927–1928 годов в крайне тяжелых условиях на высоте 5 тысяч метров над уровнем моря. Об этих месяцах, которые могли оказаться для экспедиции последними, Н. К. Рерих писал в своем дневнике: «Кончались лекарства, кончалась пища. На наших глазах погибал караван. Каждую ночь иззябшие, голодные животные приходили к палаткам и точно стучались перед смертью. А наутро мы находили их павшими тут же около палаток, и наши монголы оттаскивали их за лагерь, где стаи диких собак, кондоров и стервятников уже ждали добычу. Из ста двух животных мы потеряли девяносто двух. На тибетских нагорьях остались пять человек из наших спутников… Даже местные жители не выдерживали суровых условий. А ведь наш караван помещался в летних палатках, не приготовленный к зимовке в Чантанге, который считается наиболее суровой частью Азии» [13] .

Здесь уместно вспомнить, что в этом же самом районе, между Нагчу и перевалом Дангла, в конце 1879 года была вынуждена повернуть назад экспедиция Н. М. Пржевальского во время его неудавшейся попытки пройти в Лхасу [14] . Но если экспедиция Пржевальского простояла у горы Бумза восемнадцать дней в ожидании решения лхасских властей, то Рерихи ждали этого решения целых пять месяцев, будучи при этом блокированными тибетцами.

По таинственным законам жизни именно этот этап экспедиции, находящейся на грани смертельной опасности, оказался максимально плодотворным в научно-познавательном отношении. Рерихи – и это, несомненно, их исторический и научный подвиг – не потеряли присутствия духа! Юрий Николаевич, благодаря великолепному знанию тибетских наречий и открытому дружелюбному характеру, быстро приобрел друзей среди местных кочевников-тибетцев. В труднейших условиях он собирал уникальный материал о кочевниках хорпа, говорящих на крайне архаичном наречии тибетского языка. В бонском монастыре в Шаругене им было открыто многотомное рукописное собрание текстов добуддийской религии Тибета – древней и во многом загадочной веры под названием Бон. Часть этих рукописей была посвящена бонской версии знаменитой «Гесэриады», которую Ю. Н. Рериху довелось слушать непосредственно из уст тибетских кочевых рапсодов. «Я помню эти сидящие фигуры и сосредоточенные лица, – писал он об этом, – и затянувшиеся до полуночи рассказы о героических подвигах царя Гесэра и его семи воинственных друзей. В эти моменты обычно равнодушное выражение лица кочевника внезапно загорается внутренним огнем, который говорит больше, чем слова, о том, что их воинственный дух еще живет в них до сих пор» [15] .