Искусство как язык – языки искусства. Государственная академия художественных наук и эстетическая теория 1920-х годов

Государственная академия художественных наук (ГАХН) – уникальная научно-культурная институция, возникшая на стыке Серебряного века и «авангарда», – представляет собой одну из ярких, хотя до сих пор недостаточно изученных страниц истории российской гуманитарной науки ХХ столетия. Академия была основана в 1921 году в Москве как «высшее исследовательское учреждение, имеющее целью всестороннее изучение всех видов искусств и художественной культуры». За неполные десять лет своего существования она сложилась в крупнейший исследовательский центр, программой которого стало новое определение наук об искусстве и синтез эстетической теории с художественным опытом. В создании и развитии Академии принимали участие художники и искусствоведы, литературоведы и философы, деятели музыки и театра. В первом томе настоящего издания представлен систематический анализ основных направлений теории искусства, которую разрабатывали ведущие ученые Философского отделения ГАХН (А. Г. Габричевский, Г. Г. Шпет, С. Л. Франк, А. Ф. Лосев, А. А. Сидоров и многие другие). Особое внимание уделено русско-немецким научным связям, благодаря которым деятельность Академии предстает значительным явлением не только российской, но и европейской гуманитарной науки ХХ века. Второй том содержит архивные материалы. Они демонстрируют весь спектр теоретических дискуссий в ГАХН, посвященных науке об искусстве, и включают в себя тексты докладов, тезисы и протоколы прений; публикуются впервые.
Том I. Исследования
Искусство-знание. Художественная теория в ГАХН как ответ на кризис культуры
Предисловие редакторов
Для современной эстетической рефлексии понятие искусства имеет характер парадокса. С одной стороны, «искусство» как некий парадигмальный тип культурной деятельности, связанной с производством эстетически значимых артефактов, ставится под сомнение и даже (снова) объявляется ушедшим в прошлое, а на смену ему приходит сеть разнородных визуальных, языковых и медийных практик. Для концептуализации этих практик предлагается использовать как раз не понятие «искусство», а более нейтральные понятия «образ», «визуальная культура», «художественные практики» и т. п., поскольку в них отсутствует явная или неявная нормативная претензия, заключенная в самом понятии искусства и в его отличии от «неискусства». Как раз устранение такого притязания и связанных с ним культурных иерархий искусства и массовой культуры делает понятие «образ» и аналогичные ему более привлекательными для обозначения объекта исследования в ситуации культурного и географического плюрализма эстетических канонов. Процесс размывания границ между жанрами и видами искусства, начавшийся в период раннего модерна, захватывает теперь искусство в целом в его отличии от внехудожественных визуальных, языковых, акустических и медийных практик. Вследствие этого и научная рефлексия данного процесса приходит к тезисам о «конце истории искусства» (Г. Бельтинг) [1] и необходимости замены традиционного искусствознания изучением визуальной культуры.
1
H. Belting. Das Ende der Kunstgeschichte. (Здесь и далее литература в сносках цитируется указанием на автора, заглавие и страницы. Полное описание цитируемых источников см. в Библиографии в конце тома II наст. издания.)
С другой же стороны, небывалое увеличение числа новых культурных практик, определяющих себя как разновидности «арта», приводит к такому расширению объема понятия «искусство», что возникают сомнения, а есть ли у этих арт-практик вообще какая-либо совокупность общих признаков (структурных или генетических), позволяющая относить их к единому понятию «искусство». В ситуации растущей плюрализации современного искусства его границы становятся все более неопределенными, в тенденции сливаясь с культурной системой в целом. А эта тенденция свидетельствует об утрате искусством своей критической функции в культуре, что, в свою очередь, мотивирует художественную рефлексию к поискам новых различий, заново переопределяющих понятие искусства как автономного типа культурной деятельности. [2]
2
Ср.: С. Бак-Морс. Глобальная контркультура?
Такая парадоксальная ситуация, при которой увеличивающиеся сомнения в научной пригодности понятия искусства оказываются комплементарны росту его конъюнктуры, хотя и сопровождается ощущением ее уникальности и новизны, тем не менее обнаруживает отчетливые структурные параллели с другой эпохой кризиса понятия искусства – 1910–1920-х гг., – каковую можно считать началом тех трансформаций, которые переживает академический и внеакадемический дискурс о современном искусстве сегодня. В тот период констатация неопределенности границ искусства, возникающей с появлением новых художественных практик (кино, дизайн, плакат, свободный танец) и их стремлением легитимировать себя в культуре, а также радикальных движений художественного авангарда индуцирует интенсивную теоретическую рефлексию в науках об искусстве, центры которой оказываются в центрально- и восточноевропейских столицах: в Берлине, Вене, Праге и Москве. Результаты этой рефлексии отчасти уже стали классическим наследием эстетической теории модерна, как в случае с теориями авангарда, ранним структурализмом и русским формализмом, и сформировали современную семантику понятия искусства. Отчасти же результаты этой работы были прерваны установлением тоталитарных диктатур в этом географическом ареале и оказались погребенными под их обломками. Лишь в последние десятилетия они становятся предметом научной и художественной рефлексии.
Настоящее издание посвящено реконструкции целого сегмента научно-художественной рефлексии этого периода, связанного с деятельностью Государственной академии художественных наук (ГАХН) [3] в период с 1921 по 1931 г. и исследованного до последнего времени лишь фрагментарно.
По замыслу своих основателей, к числу которых относились художники (В. Кандинский), философы (С. Франк, Г. Шпет), искусствоведы (А. Габричевский, А. Сидоров), литературоведы (П. Коган) и многие представители гуманитарных и естественных наук, Академия должна была стать новой институцией междисциплинарного искусствознания. В ней предполагалось соединить все направления изучения искусства вместе с организацией художественной педагогики и презентации искусства с целью преодоления дисциплинарной раздробленности академического исследования искусства. Важно подчеркнуть, что данная институциональная инновация диктовалась не одной лишь логикой государственного администрирования культуры; она с самого начала заключала в себе концептуальный мотив, а именно стремление разработать новые понятийные системы координат для научного и публичного дискурса об искусстве и тем самым обеспечить развивающимся наукам об искусстве методологическую и социальную легитимность. Этот мотив был ясно артикулирован в центральной задаче Академии подвергнуть критическому анализу весь исторически сложившийся набор эстетических и искусствоведческих понятий и вслед за этим разработать новые методологические принципы для всего спектра исследований в области наук о культуре.
3
До июня 1925 г. – Российская академия художественных наук (РАХН).
В силу обстоятельств роспуска ГАХН, сопровождавшегося чистками и публичными обвинительными кампаниями, [4] а также последовавших репрессий против ведущих ее членов масштабность научной программы Академии и результаты ее исследовательской работы были вытеснены из научного поля и замалчивались в течение всего советского периода. Даже такие активные участники этой работы, как А. Габричевский, А. Сидоров, А. Лосев, в советское время нигде не высказывались о своей деятельности в Академии. Вследствие этого теоретический проект ГАХН оказался маргинализованным в научном сознании ХХ в., что отразилось и на представлении о научных дискуссиях 1920-х гг., которое создавалось историками гуманитарных наук во второй половине столетия, фокусировавшими свои исторические реконструкции в основном лишь на полемиках формалистов с социологистами. [5] Такой искаженный образ поля научно-художественных дискуссий 20-х гг. начинает подвергаться корректировке лишь в постсоветское время на основе изучения личных архивов видных деятелей ГАХН Габричевского, Зубова, Лосева, Шпета, Кандинского и других, а также обширного фонда ГАХН в РГАЛИ. [6] Предметом подробного изучения в этот период становятся специальные области искусствознания, такие как изучение пространственных искусств [7] или свободного танца (в хореологической лаборатории ГАХН), [8] а также связь теоретического и экспериментального искусствознания в ГАХН. [9] В продолжение этих исследований настоящее издание впервые предпринимает попытку систематической реконструкции основных направлений философии и теории искусства, развивавшихся в ГАХН и, прежде всего, на ее Философском отделении.
4
См.: Ю. Н. Якименко. Из истории чисток аппарата: Академия художественных наук в 1929–1932 гг.
5
К редким исключениям из господствующего тренда прежнего периода относятся работы А. Ханзена-Лёве, начавшего в ходе своих исследований русского формализма заниматься «формально-философской школой» в ГАХН (Г. Шпет и его единомышленники). Но и эти штудии были опубликованы лишь в недавнее время. См.: A. Hansen-L"ove. Die «formal-philosophische Schule» in der russischen Kunsttheorie der zwanziger Jahre.
6
См.: статьи специального номера журнала «Вопросы искусствознания» (№ XI [2 / 97]); RAKhN – The Russian Academy of Artistic Sciences / N. Misler (ed.); Словарь художественных терминов. ГАХН. 1923–1929 / Под ред. И. М. Чубарова. М., 2005; статьи в тематическом блоке «Г. Шпет, ГАХН и интеллектуальная среда 1920-х гг.» / Под ред. Н. С. Плотникова.
7
N. Podzemskaia. La «nouvelle science de l’art» face aux avant-gardes dans la Russie sovi'etique des ann'ees 1920; Art et abstraction / N. Podzemskaia (ed.).
8
Н. Мислер. Вначале было тело. Ритмопластические эксперименты начала XX века: хореологическая лаборатория ГАХН;И. Сироткина. Свободное движение и пластический танец в России.
9
Form und Wirkung. Ph"anomenologische und empirische Kunstwissenschaft in der Sowjetunion der 1920er Jahre / A. Hansen-L"ove, B. Obermayr und G. Witte (Hrsg.).
Наука и искусство в ГАХН
Проект «новой науки об искусстве», [10] центральным форумом обсуждения и реализации которого стала в 1920-е гг. ГАХН, сформировался как ответ на ситуацию «кризиса», возникшую в европейской культуре начала ХХ в. «Кризис» в науке, искусстве, философии как неотъемлемая часть кризиса более глобального, приведшего к мировой войне и революции, был одной из самых распространенных тем обсуждения в 1910–1920-х гг. Современники усматривали причины кризиса культуры внутри нее самой, в процессах ее дифференциации и плюрализации, вызывающих распад прежних категориальных и ценностных иерархий.
10
О программе «новой науки» см.: А. Габричевский. Новая наука об искусстве. С. 25–26; Д. С. Недович. Задачи искусствоведения. С. 7 сл.; Ф. Стукалов-Погодин. Новая наука об искусстве и поиски новой классики. С. 96–109.
В искусстве как признаки кризиса [11] опознаются радикальные трансформации в традиционном понимании художественного произведения, вызванные развитием новых художественных практик и расширением спектра видов искусства, которое приводит к окончательному разрушению классической иерархии жанров и их границ. [12] А этот процесс усиливается за счет расширения объема художественного наследия, охватывающего теперь иконы, продукты творчества первобытных народов, душевнобольных и детей, что приводит, в свою очередь, к изменениям связей художественной среды и научной рефлексии, а также и теоретической установки по отношению к искусству, в выработку которой активно включаются сами художники. Если в XIX в. современное искусство было почти исключительно предметом художественной критики, в то время как традиционное искусство оставалось достоянием академической науки, то в новой ситуации теоретическая рефлексия художников и ученых начинает искать собственные модели интерпретации современного художественного развития, заново определяя отношение традиции и инновации в понимании искусства. Новый теоретический интерес потребовал и новых форм организации знания, уже не соответствующих дисциплинарным границам внутри классического университета.
11
Ср.: Н. А. Бердяев. Кризис искусства. Свое понимание кризиса Бердяев изложил в одном из первых докладов Философского отделения РАХН «Конец Ренессанса в современном искусстве» (11 мая 1922 г.). См.: ГАХН. Отчет 1921–1925. С. 88. О «кризисе искусства» см. также: Н. М. Тарабукин. От мольберта к машине.
12
«Нарушаются грани, отделяющие одно искусство от другого и искусство вообще от того, что не есть уже искусство, что выше или ниже его» (Н. А. Бердяев. Кризис искусства. С. 4).
В качестве «кризиса науки» осознается происходящий параллельно кризису искусства процесс самоопределения гуманитарных наук как самостоятельных форм научного исследования, требующих своей легитимации в системе академического знания. [13] Этот процесс, начавшийся на рубеже XIX–XX вв., приводит к установлению новых типов взаимодействий между гуманитарными дисциплинами, ищущими эмансипации как от метафизической систематики, так и от подчинения моделям естествознания, которые претендовали на статус универсального масштаба научности. В области изучения искусства такой запрос выражается в протесте как против «эстетики сверху», т. е. метафизической идеи «красоты», составлявшей основной предмет рефлексии в системах немецкой идеалистической эстетики, так и против так называемой «эстетики снизу», т. е. психологического искусствознания в духе Г. Т. Фехнера, растворявшего анализ искусства в исследовании психических реакций. Вместе с тем исследование искусства, заявляющее о себе как о науке, требует выработки самостоятельных критериев научности, чтобы отграничивать себя от художественной критики и популярной эссеистики по поводу искусства. Иными словами, искусствознанию в качестве новой науки, равно как и истории искусства, необходимо добиться определенности относительно предмета, методов и основных понятий своей исследовательской работы, чтобы ответить на вопрос: «Известно ли историкам искусства, чего историю они изучают?» [14]
13
См.: J. Strzygowski. Die Krisis der Geisteswissenschaften. Vorgef"uhrt am Beispiele der Forschung "uber bildende Kunst.
14
Г. Шпет. К вопросу о постановке научной работы в области искусствоведения. С. 4.