Я подобрал с земли осколок, похожий на кусок кристалла. Он был разбит, будто самое обычное стекло, с заостренными краями и неровными слоями. Я даже и представить не мог, как ему можно было придать нужную форму с помощью ковки или обработать его резаком, как детали, которые я когда-то изготавливал в гильдейском факторуме на Велиале во времена молодости.

Это меня и спасло. По чистой случайности, нагнувшись за кристаллом, я опустил голову. Именно в этот момент ксенос выстрелил. В стену за моей спиной что-то попало. Едва я понял, что происходит, приобретенные за два десятилетия сражений в десятке миров рефлексы перехватили контроль над телом. Я бросился на землю и пополз к ближайшему укрытию, попутно заметив, как остальные вокруг меня делают то же самое.

Привычка заставила меня оглядеться в поисках Махариуса. С поразительной быстротой тот нырнул в одну из кристаллических скорлупок, оставшихся от машин. Я начал ползти уже к нему, стараясь не высовывать голову и чувствуя себя ужасно уязвимым после осознания того, что находился на волосок от смерти.

Кто-то выстрелил в меня. В меня. И попал бы, если б в миг, когда нажали на спусковой крючок, я не пригнулся. Сделай я это секундой раньше, у него было бы время, чтоб изменить угол прицела, особенно учитывая стремительность эльдарских рефлексов. Возможно, прямо сейчас он следил за мной, выжидая, когда я подниму голову.

Взгляд чужака как будто буравил мою спину между лопатками. Я продолжал двигаться, чтобы не превратиться в неподвижную мишень, поскорее добраться до Махариуса и выполнить свой долг, если на него кто-то нападет. Дробовик — не лучшее оружие для перестрелки на дальней дистанции.

Я услышал слабый гул разряжающихся лазганов, а затем громкий треск, когда Антон выстрелил из снайперской винтовки. Больше я не слышал ничего — ни криков, ни падающих тел. Я все еще не мог заставить себя встать и оглянуться. Я представлял себе, как моя голова разлетается от выстрела окровавленными осколками.

Наконец я достиг Махариуса и только тогда рискнул оглядеться. Я заметил Дрейка, лежащего под низкой стеной неподалеку. На земле возле него алели капли крови. Похоже, его ранили. Я чуть приподнялся и бросил взгляд по сторонам, однако не увидел ничего, кроме мелькающих лазерных лучей из многочисленных укрытий, а затем бросился к инквизитору, чтобы посмотреть, не нужна ли ему помощь. Упав рядом с ним, я уже собирался осмотреть его, но Дрейк покачал головой.

Я увидел, что его рука кровоточит, а рядом с ней валяется осколок острого кристалла. Наверное, он порезался, когда падал в укрытие. Бросаться на землю тут было опасно. Дрейк уже начал перевязывать рану, а вокруг него сомкнули строй штурмовики, готовые защитить его от любого, кто решится напасть. Я ощутил во взглядах за визорами шлемов первобытную враждебность. Для них любой человек представлял потенциальную угрозу их повелителю.

— Прекратить огонь! — закричал Махариус, и стрельба сразу же прекратилась.

Впрочем, позиций своих мы не покинули. Никто из нас не горел желанием первым высовывать голову. Мы ждали, но ничего не происходило. Я чувствовал, как в груди бешено колотится сердце. Возможно, эльдары еще поджидали нас, но, может, их давно простыл и след.

Махариус начал отдавать приказы, и отделения выдвинулись прочесать развалины, чтобы проверить, нет ли там эльдаров. Я затаил дыхание, в любую секунду ожидая услышать крики, которые подсказали бы мне, что они встретились с теми, кого искали.

Но ничего не происходило, а затем, один за другим, начали поступать доклады о том, что все чисто. Могли ли эльдары просто исчезнуть, или же они сменили позиции, поджидая нас? Меня не покидало иррациональное чувство, что несостоявшиеся палачи только и ждут, чтобы я высунулся, словно определили меня в качестве жертвы. В этом тревожном месте мне, едва избежавшему смерти, уставшему и с кружащейся от стимулирующих таблеток головой, все это казалось очень даже вероятным.

Я переглянулся с Дрейком и под его грозным взором наконец поднялся на колено и огляделся. Впрочем, при этом я все равно сгорбился, чтоб стать более мелкой целью, и держал дробовик так, чтобы выстрелить при первом же признаке движения. Но, встав во весь рост, я понял, насколько опасно себя вел. Десятки уставших, тяжеловооруженных людей, таких же нервных, как я сам. Один неожиданный жест, одна ошибка, и последуют смерти.

Едва ко мне пришла эта мысль, как показался Махариус, сжимая оружие наготове. Он склонил львиную голову набок, словно прислушиваясь, затем огляделся и уверенно вышел из укрытия. Один его вид вселил в нас уверенность.

— Ладно, — сказал Махариус. — Теперь мы хотя бы знаем, что эльдары здесь. Посмотрим, сможем ли мы изменить это.

Солдаты жевали стим-таблетки, напряженно ожидая дальнейших приказов. Махариус изучал местность вокруг единственной уцелевшей, нетронутой башни, планируя, как до нее добраться. Из тьмы вырисовывались странные развалины: разбитые здания, обезображенные демонопоклонниками, разрушенные храмы богов ксеносов, разграбленные и оскверненные их врагами, осыпавшиеся пни звездоскребов, которые когда-то, наверное, касались каменных небес этого удивительного места.

Мы продвигались отделение за отделением, огневая команда за огневой командой, и каждый останавливавшийся отряд прикрывал тех, кто проходил следом. Мы делали то, чему нас обучали, и делали это на глазах у верховного командующего. Так мы хоть немного могли успокоиться в этой совершенно чуждой местности, в окружении артефактов ксеносов. Думаю, тактические маневры давали нам чувство, будто мы в какой-то мере властны над своей участью.

Любой солдат, хотя бы раз побывавший в хаосе битвы, скажет вам, насколько иллюзорно и одновременно важно это чувство. Это часть того, что делает нас людьми, — необходимость ощущать, что мы сами распоряжаемся своими жизнями, сами влияем на судьбу.