Регген проснулся после первого же стона, после второго, казалось, повторно поседел.

— Ося? Что случилось?

— Все хорошо, — заверила с широкой улыбкой и тут же скривилась, — просто мне плохо.

— Просто?! — он резко сел, стукнулся о столешницу, но даже не потер ушиба. — Что значит просто? Ты больна?

— Ага, пожизненно, — ответила я и попросила подать мою аптечку, а затем еще и воды. Настойку выпила под тревожным взглядом мага, под ним же на полусогнутых посетила закуток. И только вернувшись, со вздохом объяснила Реггену, что к чему.

— Тебе нужно лечь, — всполошился задохлик, — и грелку теплую положить на живот… Чашку чая? Может, молока?

— Муку, — сипло выдохнула, расположившись на тюфяке, и зажмурилась в ожидании, когда ж меня отпустит. В лучше случае утром, в худшем — через сутки.

— Что за «муку»? — с подозрениеи спросил меня граф-оружейник и прикоснулся шершавой ладонью к моему лбу.

— В смысле пересейте… те полмешка, что стоят в углу. И дрожжи нужно залить теплой водой… на опару.

— Зачем?

— Затем, что пирожки на понедельник я быстро уже не напеку. А их там тысяча штук…

— Сколько?! — рука мага дрогнула и съехала вниз по моему лицу.

— Да всего ничего, сто десятков, — я возмущенно на него воззрилась. — И не говорите, что это много. Парни в среднем берут от пяти до семи пирожков, девушки — от трех до пяти, итого: двое на десяток… Выходит, покупателей у меня от силы две сотни. А теперь скажите, сколько человек обучается и работает в академии?

— Семь тысяч, — глухо ответил Регген.

— Вот, то-то же. Так что просевайте…

— И капусту нашинковать?

— Будьте добры, — постаралась выдать менее кривую улыбку и подумала о том, как бы до замеса дожить, а затем уже и до лепки.

Уснула под тихий шорох просевания, проснулась под звуки жарки. Что-то шкварчало и шипело, кто-то ругался, что-то горело. Только не это. Распахнув глаза, я несколько мгновений надеялась увидеть Реггена все там же, у импровизированного стола, просевающим муку из мешка. Однако застала его у плиты над сковородой, в которой я тушила начинку. Сизый дым вился под потолком и не спешил убраться в распахнутые окна. У стола высилась горка муки, в миске рядом пузырилась опавшая опара.

— Что горит? — спросила я сонно и потерла лицо.

— Капуста, — маг снял с огня сковородку, — третья головка подряд.

— Вы и их спалили?

— Не только, их я также пересолил и переперчил, — он обернулся. Посмотрел решительно и заявил: — Не волнуйся, я справлюсь, а ты еще поспи.

И этак аккуратненько за печь задвинул мусорное ведро. Проследив за его движением, я потянулась за настойкой и чашкой воды. Хочешь не хочешь, а встать придется.

— Ося, лежи.

— Ага, сейчас-с-с! — с трудом поднимаясь, надела платье и неровным шагом пошла на мага. — Капуста, может, и бесплатная, а вот мука и дрожжи нет. Так что с ними ошибки быть не может.

— Это еще почему? — не понял он. — Если что-то закончится, мы новое купим.

— Да? А кто продаст? Я на рынок не пойду, ибо холодно, и вас не пущу, ибо нечего, — я вернулась не спеша, забрала из рук Реггена сковородку с безвозвратно испорченной начинкой. Выбросила гарь в уже полное ведро. — Вы что же, забыли, как мы бегали по рынкам и как продавцы сбегали от нас?

— Я кого-нибудь попрошу…

— И этот кто-то при первой же возможности сбежит с корзинкой, деньгами и списком? — продолжила я мысль, и задохлик нехотя кивнул. — Да ни за что!

Пока умывалась, одевалась и причесывалась, он успел кое-как прибраться и накрыть на стол. Сделал чай, достал из моих запасов чуть припудренные крендельки и приготовил кашу. Гречневую, разваренную. Не знаю, на что Регген рассчитывал, но я ей так обрадовалась, что чуть не разревелась.

— Ося, что случилось? — насторожился следивший за мною маг.

— А? — спросила я сипло и прогнусавила: — Да так… вспомнила просто, что это первый завтрак, приготовленный для меня.

— Правда? — он подался вперед, положил салфетку на мои колени.

— Ага, — пряча глаза, взялась за ложку. — Вы молодец, очень вкусно.

— Она разварилась.

— Зато масла много…

— Потому что соленая получилась, — чуть виновато заметил граф-оружейник. — Я не знал, чем разбавить.

— Так вы и посолили, и подмаслили от души, — не приняла его вины, улыбнулась.

— От души, — согласился он и наонец-то сел напротив.

Поели в тишине. Затем в той же неуловимо уютной тишине убрали со стола и взялись за тесто. Вернее, Регген взялся сам. Он непреклонно выставил меня за пределы ухонной зоны, уазал на тюфяк и приготовил опару под моим неусыпным контролем. А контролировать там было что. Граф, чтоб ему было хорошо, рецепт забывал. Ибо аждые пять минут отвлекался, рассчитывая, как улучшить и усорить процесс готови. То совороду вознамерился сделать в четыре раза больше, то мису для замеса теста пожелал углубить.