– Леди Старз!

– Проходите! Вас уже давно ждут!
– сказал швейцар заученно. Эту фразу он повторял всем.

Подошел и Шнобель, пробормотав первое, что пришло в голову:

– Сумрачный Гость!

– Проходите! Вас уже давно ждут!
– ответил швейцар с теми же интонациями. Это означало, что и Шнобель фейс-контроль прошел.

В фойе он расплатился и взял совершенно жутко оформленный проходной билет.

Внутри царил полумрак. За столиками вдоль окон собралась только респектабельная публика. На шорах красовались великолепные виды старой Праги. В бокалах у многих была налита красная жидкость цвета крови - коктейль "Кровавая Мэри", от которого напрочь улетала крыша. При заказе официанту надо было заказывать "стакан крови" - и тогда он подавал этот коктейль. Затем было принято тянуть эту бурду через специальную соломинку.

Как знал Шнобель, публика попроще или танцевала под музыку в самом центре зала, или "отвисала" слева, у стены, за барными стойками. Он тоже приблизился к ближайшей от выхода стойке и стал, почти упёршись спиной в стенку. Пещерник осторожно, не привлекая внимания, придвинул к себе чужой пустой стакан из-под "Кровавой Мэри" с торчащей из него соломинкой. Затем незаметно спустил его под стол и налил туда газировки из бутылки, захваченной с собой. И высыпал туда же пару пакетов растворимого вишневого сока. Размешав содержимое соломинкой, он поставил стакан на стол. И теперь делал вид, что посасывает напиток и потихоньку "прибалдевает". При этом взгляд его плавно скользил по окружающей публике.

Одеты посетители заведения были неброско, в основном в чёрное; но степень закрытости одежды, её покрой и стиль были разнообразны. Использованная косметика тоже не отличалась многоцветием: в основном в тон одежде, а лица - набелены. Никто здесь принципиально не носил крестиков и даже любых серебряных украшений.

Шнобель осмотрел потихоньку всех. Гоши не наблюдалось. Во всяком случае, пока. И тогда он на время "затаился", то есть как бы замер в углу, не делая лишних движений и не привлекая к себе внимания.

В это время игравшая в салоне музыка прекратилась. В центр зала вышла ведущая, хрупкая девушка с черными волосами, зализанными назад. Её глаза, с накрашенными чёрными тенями до бровей и длинными "стрелками", фосфоресцировали в полумраке помещения. Длинное черное полупрозрачное платье, обнажающее сзади спину, облегало и подчеркивало худобу.

Все танцующие временно отошли к стенкам, стойкам или креслам за столиками.

– А сейчас перед вами, достопочтенная публика, выступит величайший пианист нашего времени, маэстро Альберт!
– объявила ведущая, в имени делая ударение на букве "а". Все бурно захлопали.

К роялю вышел очень высокий, худой парень с распущенными, до пояса, прямыми чёрными волосами и печальным взглядом. В глаза Шнобелю бросились тонкие, костлявые пальцы пианиста с чёрными длинными наманикюренными ногтями. Пещерник знал, что пианисты обычно стригут свои ногти, они им мешают.

"Интересно, как он будет играть... Своими когтями?" - подумал Пещерник.

Тем временем, в полной тишине пианист сел за рояль, приподняв фалды чёрного пиджака. Затем он совершенно спокойно и методично снял с пальцев свои чёрные накладные ногти. Каждый ноготь пианист засунул в индивидуальный чехольчик на нагрудном кармане. Из этого кармана также высовывался край ослепительно-белого носового платка.

В зале захлопали и засвистели.

После этого, Альберт порывисто встряхнул головой, откинув назад свои длинные волосы - и заиграл.

Играл он виртуозно; его длинные пальцы так и метались по роялю с необыкновенной скоростью. А сам он, не глядя на клавиши, устремился взглядом в пространство перед собой, в чёрную лакированную поверхность рояля.

Когда замолкла последняя нота, послышались возгласы: "Браво! Бис!" - и бурные аплодисменты. Захлопал и Шнобель. Ему понравилась музыка.

Ведущая в чёрном вынесла канделябр со свечами и поставила на рояль. Весь искусственный свет в помещении моментально был выключен. Остались только свечи: те, что на рояле, а также подсвечники со свечами на каждом из фешенебельных столиков, которые зажигали сами посетители. Свет стал неровным, загадочным; зал тонул в полумраке. Ни очертаний огромной пентаграммы, украшавшей пол в центре зала, ни людей, теснившихся у стоек или у стены в конце зала - теперь не было видно. К тому же, зал наполнился одурманивающими благовониями.

Маэстро исполнил еще несколько музыкальных композиций, так же ослепительно-прекрасно. Затем, как только он прервался, послышалось несколько голосов из респектабельной части зала:

– Маэстро! Пожалуйста, исполните "Моя любовь"!

Музыкант мрачно улыбнулся, проиграл долгий, романтичный проигрыш, и вдруг запел, сам себе аккомпанируя на рояли, приятным бархатным голосом:

– Моя любовь, тебя я не увижу,

Лишь может быть -

Как летнюю грозу,

как солнца луч:

в прекрасном сне....