Шрифт:
Когда я входила в лечебницу, меня трясло.
Гадко было до ужаса, и улыбка Линды стала для меня спасательным канатом, за который я ухватилась.
– Что случилось?
– Светлый услышал наши молитвы!
– Это которые?
– Тамиру уволили! Харни с утра на нее так орал, что она вперед его визга из лечебницы вылетела!
Меня снова затрясло. Значит, так оно и было. Тамира впустила этих, потом пошла, соблазнила Бертена, чтобы он не помешал, и получала удовольствие, а за стеной убивали беспомощного человека...
Линда посмотрела на мое серое лицо, без церемоний схватила за руку, и потащила в комнату.
– Сядь! Пей!
Горячий малиновый взвар обжег язык и горло, но тиски на моей шее тоже разжались, и я смогла говорить. Линда погладила меня по плечу.
– Твари они последние. И суки!
Я была абсолютно согласна с этим заявлением.
– И понесут наказание.
– А еще их дети останутся без родителей.
Я посмотрела на храмовника, стоящего в дверях.
– Бедные крошки скоро своих наделают.
Ант Оривс покачал головой.
– Я не призываю помиловать их, Вета. Ты меня неправильно поняла.
– Да неужели? А как же милосердие, ваше излюбленное подставь левую щеку, если тебя ударили по правой, и прочее?
– Вета, если ты подставишь вторую щеку, то по ней и получишь. Это естественно. Непротивление злу порождает большее зло. Но я сейчас хотел тебе сказать, что в этой истории нет зла. Истинного зла ты не найдешь, просто люди несовершенны в основе своей.
– Неужели?
– Подумай сама. Ваша Тамира...? Она виновата в том, что польстилась на деньги. Перрты-младшие хотели лучшего для своих детей, и не понимали, почему должны что-то отдавать человеку, который не ухаживал за матерью, не помогал ей, не поддерживал...
– Они этим тоже не занимались.
– Но были рядом?
– Делай добро - бери за это деньги? Подловатенько звучит.
Ант пожал плечами.
– Добро тоже не бесконечно, но люди сами по себе неблагодарны. И в жизни не догадаются, что надо что-то отдавать, чтобы оно умножалось. Вот и получается... Тисса Ильви бросила мать, погнавшись за призраком лучшей жизни, а Перрты-старшие всего лишь выгораживают любимого сына. Это просто человеческие страсти, стоит ли так из-за этого мучиться?
Я подумала. Покачала головой.
– А матереубийство?
– Это оправдать нельзя. Но самое ужасное, что Рина Ильви всего лишь хотела защитить себя, свою семью, своих детей, может быть, следовала за мужем... мне трудно сказать, полагаю, что и первое, и второе.
– Убив родную мать?
– Это действительно ужасно. Но знаешь, Вета, иногда самые страшные поступки люди совершают не потому, что их душа черна, а потому, что она спит глубоким сном. Пробудись она - и Рина Перрт сама убила бы себя. А она слепа и глуха... это не зло, это как у животных, которые могут загрызть ослабевшего товарища.
Почему-то меня это не утешало. Во рту по-прежнему стоял горький привкус желчи.
– Вы их понимаете, и можете простить. Я это вижу. Может, это и делает вас истинно верующим человеком. А мы... мы живем на земле. И мне сейчас гадко. Словно я в навоз окунулась.
– Но это отличное удобрение? Не надо так себя терзать. Люди несовершенны, и если тебя это утешит, ты правильно отказала Перртам.
– Я знаю.
– Ты бы умножила зло, а они ничему бы не научились...
И это я тоже знала. Только вот легче не было, и храмовник это понял.
– Бывают такие ситуации, где нет ни плохих, ни хороших. Но это - жизнь.
– А мое отношение к ней?
Ант Оривс улыбнулся, и вдруг чисто отеческим жестом погладил меня по голове.
– Ты взрослеешь, девочка. Ты просто взрослеешь.
***
Его величество кивнул канцлеру, подписывая смету.
– Да, давно пора.
Новая лечебница будет построена на границе Желтого и Зеленого городов. Будет удобной, чистенькой, новенькой, в самый раз для мага жизни. Да и надо, давно надо. Население растет, а лечебниц на всех не хватает, вот и бегают люди по частным лавочкам.
Алонсо довольно кивнул.
– Сегодня обрадую нашу лекарку.
Рамон Моринар постучал для приличия, но ввалился раньше, чем получил разрешение.
– Что случилось?
– Тиртанцы принялись торговаться.
Король покачал головой.
– Нет. Никакой торговли. Либо они делают все, как мы сказали, либо...
Моринары и его величество переглянулись. Конечно, торговля - вещь хорошая, и война сейчас не нужна, но уступить - означает потерять лицо. А еще его величество надеялся выловить тех, кто договаривался с трем Лантаром, обещая ему безопасность в Раденоре. Труп - это хорошо, его тоже можно допросить, но пока Лантара умертвят там, пока привезут сюда... подгниет. Да и душа может уйти... далеко. Возись с ним потом...