К его идеалу скорее бы подходила Милочка – красивая во всём, а в поведении почти ангел: голос нежный и всегда приветливый. Однако в жар его почему-то бросает при встрече не с ней, а с Маслёной, обычной девчонкой, отнюдь не красавицей, хотя и не дурнушкой, и скромницей не назовёшь – резка, упряма и непредсказуема. Не о такой даме сердца он мечтал.

Много раз убеждал себя Вадим, что ему, в общем-то, дела нет до неё, просто испытывает обычное чувство благодарности за спасение – и всё. Но не мог не думать о ней. Иногда мысленно представлял, ворочаясь перед сном, как выказывает ей своё равнодушие. Вот заходит она в класс, отыскивает его взглядом, а он, не замечая её, равнодушно отворачивается к окну, нет, лучше восторженно смотрит на Милочку или Киру Дранкину, похожую на немецкую куклу, которую мама прислала своей племяннице из Германии.

Или ведёт с кем-нибудь из девчонок, например, с беленькой Быковой, кокетливую беседу в школьном коридоре, а Тинка, проходя мимо, исходит вся ревностью, бросает на него грустные взгляды.

Наяву же всё было наоборот: Маслёна не замечала его. Глаза её частенько бесстрастно скользили по нему, как будто он был один из многих или пустое место, в них не было заинтересованности.

Что же творилось с ним, куда подевались воля его и гордость – Вадим не мог этого понять, словно накаркал на себя тогда, в колхозе, под пурпурным деревцем, когда, красуясь перед Тинкой, рассуждал о любви, как о болезни. Теперь, возможно, заболел сам.

– Почему ты как сонная муха? Не заболел? – тревожилась бабушка, замечая его странное состояние. На что Вадим только пожимал плечами и старался юркнуть в свою комнату, чтобы отдаться своим мыслям о Тинке. Думы о ней почему-то доставляли ему необъяснимое удовольствие.

Как-то раз Серёга Петров, когда они вдвоём возвращались из школы, полушутя произнёс:

– Ты что, влюбился в Маслёну? Напрасно. Вы с ней не пара.

Горячо стал разубеждать Вадим друга, придав голосу напускное возмущение, скорее, нравится ему красотка Ланина, чем задира Маслова, а в конце запоздало спросил, почему это, собственно, он Тинке не пара, кто же тогда ей пара.

– Вилька, - хохотнул Серёга. – Они с ним такие две противоположности, что, объединившись, могли бы прекрасно дополнять друг друга, - сострил Петров.

Шутка его Вадиму не понравилась, хотя он и вида не подал. А Ахметова после этого ещё больше возненавидел, будто почувствовал в нём соперника. Во вражде Вильки с Тинкой невольно стал подозревать взаимное влечение, хотя осознавал, что не может такого быть: слишком они друг друга задирают. А вдруг, ведь не только от любви до ненависти - один шаг, но и от неё до любви тоже столько же. Может, Вилька специально досаждает Маслене, чтобы обратила на него внимание.

Однажды после очередного его выпада на запах Тинки Вадим не выдержал и пригрозил Ахметову наедине:

– Не трогай Маслову, иначе я твой чуткий нос начисто лишу всякого обоняния!

Наверное, вид у него был устрашающий, если Вилька после этого перестал донимать Тинку.

До премьеры оставалось всего три недели. Все сцены были изучены, РДК заказал в ателье костюмы. Вероника съездила в Уфу и привезла из театра музкомедии – там у неё были знакомые - списанные парики и кое-какие костюмы, сгодятся для массовки.

Она очень переживала за спектакль – это её курсовая работа преддипломная, обещала приехать на премьеру преподавательница по режиссёрскому мастерству Галина Михайловна.

В институте были недовольны, что она выбрала Лопе де Вега, можно было поставить, например, «Двенадцать месяцев» Маршака. Но его на курсе почти все ставят, а Веронике хотелось чего-то особенного: оказаться под Новый год не в лесу, а в Неаполе – это же просто здорово! Вот и нарвалась со своим поиском чуда на лишние хлопоты: ни к кому из сокурсников строгая Галина Михайловна на премьеру не едет, а к ней явится. Даже сон теперь по ночам потеряла.

Всё ей кажется, складывается не так. Вдобавок, главные герои не вырисовываются, как задумывалось. Теодоро хорош во многом, но Диана – скорее разбойница из «Снежной королевы», чем графиня. Наскакивает на Теодоро слишком крикливо, глубоких переживаний не чувствуется. Хотя, когда в зале нет наблюдателей и они репетируют втроём – Тинка, Вадим и режиссёр – в ней что-то необычное и волнующее просыпается, и кажется, лучше Дианы не надо.

Только будет ли она такой во время спектакля, не собьют ли её зрители с верного тона? Иногда в голове Вероники мелькала сожалеющая мысль: может, зря она не отдала роль графини Милочке, вон какая очаровательная из неё получилась Марсела! Но не менять же коней на переправе – роли почти выучены, и Тинку обижать не хочется.

– Вам не мешает порепетировать вдвоём, - посоветовала она Тинке и Вадиму, - подумайте, как строить отношения своих героев на сцене, какими жестами пользоваться, чтобы быть естественными. А то задираетесь как петушки. Соберитесь где-нибудь.

– Завтра после уроков пойдём ко мне домой, - предложил Вадим, когда они с Тинкой дошли до поворота к посёлку леспромхоза.

– Нет, лучше будем репетировать у меня, - решительно запротестовала Тинка. – Или пойдём к бабушке Софье, она нам не помешает, даже будет рада послушать нас. Знаешь, она слепая, но умная – жуть, работала в Ленинграде партийным деятелем. Когда заболела, сестра перевезла её сюда, так сказать, в родовое гнездо, вернее, гнёздышко, где жили их родители, Софье здесь стало легче. Давай встретимся завтра сначала у меня. Живу я через два дома от Милочки. А уж где она живёт, надеюсь, ты не забыл, ведь провожал её домой недавно. – Последнюю фразу Тинка подчёркнуто выделила, придав голосу саркастические нотки.