– Маслёна, ты растаяла в темноте? – Наконец донеслось до неё Милочкино возмущение. А на кухне вспыхнул слабый свет керосиновой лампы, которую, скорее всего, зажгла Алёнка, он стал приближаться и вскоре ярко осветил жмурящихся ребят и разогнал собравшиеся по углам комнаты тени.

– Я тут, - хрипло откликнулась Тинка, испуганно отшатнувшись от Вадима, и опрометью бросилась на кухню. Там нашла ещё одну лампу и зажгла её, нащупав на знакомом месте спички. Слава Богу, чай ещё не остыл. Взяв полный заварник в одну руку, а чайник с горячей водой – в другую, пошла в комнату. Алёнка с Милочкой уже расставили на столах чашки с блюдцами и испечённые тетей Алиной пироги, конфеты и печенье.

Разливая чай, Тинка смущённо, краем глаза наблюдала за Вадимом. Тот снова выглядел отчуждённым, словно не было между ними объятий и поцелуя в темноте. Сидел рядом с Милочкой и не сводил с неё сверкающего взгляда, даже когда принялся с аппетитом жевать протянутый кусок пирога. Милочка тоже смотрела на него. У Тинки мучительно заныло сердце. Сбитая с толку непредсказуемым отношением Вадима, она всё же заставила себя сосредоточиться на обслуживании чаем ребят. Когда у всех оказались чашки полные, она тихо села на своё место, стараясь стать как можно незаметнее.

Но внутри неё уже разгорался огонь. Огонь досады и возмущения, на себя и Вадима. Да что с ней такое, почему позволяет над собой издеваться! Надо было лягнуть кое-куда, как учил двоюродный брат Толя, больше бы не стал приставать.

Впрочем, Тинка знала, что не смогла бы сделать больно Вадиму. И никому бы не смогла. Вот языком она может обидеть, но почему-то онемела, как кролик перед удавом. Так же было в прошлом году перед Русланом.

Неужели всю жизнь будет пасовать перед красивыми парнями? Ну, уж нет, хватит на ней испытывать мужское очарование, Тинка не тварь дрожащая, не насекомое, Раскольников у Достоевского, несмотря на то, что преступник, прав, у человека должна быть сила воли, чтобы изменить ситуацию.

Ей не понятны намерения Вадима, и она уж никак не дура, чтобы их разгадывать. Пусть сам закручивает вокруг Милочки свою паутину обольщения, а её не впутывает. Не даст Тинка ему больше репетировать на себе. И она открыто, с вызовом посмотрела на Вадима, высоко подняв подбородок, и, когда поймала его взгляд, не отвела глаз, даже нашла в себе силы насмешливо усмехнуться.

В неё как будто вселился неугомонный чертёнок или проснулся тот бесёнок, что жил в ней раньше и дремавший в последнее время, который делал её Маслёной-фантазёркой, умеющей завораживать своими выдумками и выходками всех вокруг.

С юмором принялась рассказывать забавные случаи из жизни караярчан, чем перевела внимание присутствующих с Милочки и Вадима на себя. Скоро все хохотали и дурачились, пока не зажёгся электрический свет. Но уже было одиннадцать вечера, и пора было расходиться по домам.

Тинка с Алёнкой ушли от Ланиных последними. Они собрали посуду со столов, Тинка с усердием мыла её на кухне, невольно прислушиваясь, как Милочка с Алёнкой с восторгом рассказывали вернувшейся от соседей тёте Алине о пристальном внимании, оказываемом Вадимом Милочке на праздновании дня её рождения.

– Он просто с неё глаз не сводил! – говорила, искренне восхищаясь подружкой, Алёнка. – Я думаю, тётя Алина, он влюблён в неё, он даже ей руку поцеловал на прощание! Им дружить указано судьбой! – При этих словах сердце Тинки словно провалилось в пропасть, ей стало ясно – с судьбой не поспоришь и, как в детстве, когда впервые узнала, что не ею, а Милочкой восхищались в магазине продавщицы, почувствовала тоскливую необходимость смириться с действительностью. Хотя Вадим ей нравится, но она теперь к нему ни под каким предлогом близко не подойдёт. Будет от них с Милочкой держаться подальше!

Глава XIV

Над горой вдалеке повисла нежная дымка тумана, через которую пробивались лучи утреннего солнца. Тинка обрадовалась: день обещался быть погожим, можно покататься с сёстрами и Федориком на санках по леспромхозовской просеке, сегодня воскресенье, лесовозы не будут ездить, вот только натаскает воды, как обещала матери.

После завтрака сразу схватилась за коромысло и вёдра. Мать пошла в магазин за хлебом, но у ворот встретилась с Милочкиной матерью. Та выглядела очень довольной и сразу принялась хвастаться, как хорошо прошёл у её дочери день рождения.

Мария недолюбливала Алину, та умела слушать только самоё себя и властно давила безапелляционной уверенностью в своей правоте. Всё, что ни скажет, так на самом деле и есть и положено тому быть, никак не иначе, а почему положено – вот эта несогласная мысль обычно упрямо мелькала у Марии в голове при разговоре с Алиной. Возможно, в характере той сказывалась её профессия, она работала бухгалтером в районной больнице, которой руководила бабушка Вадима.

Впрочем, Мария с ней не спорила, считая, что ругаться впустую из чувства неприязни не по-соседски. И, вообще, ей лясы точить с красавицей Алиной недосуг, только нельзя не остановиться и оборвать её похвальбу, всё-таки дочери дружат.