И столкнулись мы с очень трудной проблемой. Такого города, который бы безлико являл собой лик ДЕРЖАВЫ, просто не существовало. Основная масса державной архитектуры сосредоточена в Москве и очень узнаваема. Порывшись в библиотеках, я убедился, что никакие города на наши задачи «не тянут». До войны страна строила заводы и «днепрогэсы», после войны восстанавливала разрушенное. При Хрущёве все города обзавелись своими «Черёмушками», которые нам никак не годились.

Кстати, знаете, почему «Новые Черёмушки»? Просто повезло. Первая подмосковная деревня, изничтоженная ради строительства нового жилья(!), носила красивое название – Черёмушки. Это вам не Выхино какое-нибудь. Или того хуже – Паскудино. Представляете, во всех городах необъятного Советского Союза растут, как грибы, свои «Новые Паскудины»!

Извините, отвлекусь, раз уж вспомнилось… О «чудесах» нашей топонимики. Когда-то – до 1991-го года – был такой город Загорск, единственной достопримечательностью которого являлась известная на весь мир Троице-Сергиева Лавра. Ну, Загорск и Загорск. За горами, значит. В 1982-м году меня попросили сделать для почтового конверта картинку, посвящённую 200-летию Загорска. Изучая материал, я с удивлением обнаружил, что 200 лет исполняется вовсе не Загорску, а Сергиеву Посаду, названному так по указу Екатерины II в 1782-м году! Стал «копать» дальше. Оказалось, что в Загорск он был переименован в 1930-м году в честь революционного деятеля, секретаря Московского комитета РКП(б) Вольфа Михелевича Лубоцкого, придумавшего себе, как и многие революционные деятели, псевдоним – Владимир Михайлович Загорский. Это же совсем меняет дело! Ведь мне в одной картинке надо как-то отобразить всё! И одной Троице-Сергиевой Лаврой во времена развитого социализма никак не отделаешься.

Ещё жив был Брежнев, власть крепка, и танки наши быстры… Ничто не предвещало, что в ноябре (сразу же после его смерти) город с невзрачным названием Набережные Челны переименуют в гордое – Брежнев. Не знаю, каким боком Брежнев к этому городу касательство имел, может, просто по созвучию кому-то там, в политбюро, понравилось. А что, похоже – Набережн… – Брежнев. Пусть будет! Ненадолго получилось…

Когда-то большевики косяком переименовывали города в фамилии и «кликухи» своих партийных соратников: Петроград – Ленинград, Екатеринбург – Свердловск, Вятка – Киров, Самара— Куйбышев, Тверь – Калинин, Царицын – Сталинград, Пермь – Молотов, Мариуполь – Жданов… В когорту партийных вождей каким-то образом «затесался» великий пролетарский писатель, «давший» свой «несладкий» псевдоним Нижнему Новгороду. Но вышеназванные товарищи были хоть как-то связаны с этими городами. На моей памяти, кроме Набережных Челнов, переименовали ещё несколько городов, «чтобы увековечить память о выдающихся деятелях». Рыбинск в очередной раз переименовали, нарекли фамилией очередного Еенсека – Андропов. Тоже ненадолго «увековечили». Следующему покойному – маршалу Устинову – «достался» город Ижевск. (Интересно, знаменитый мотоцикл «Иж» не успели тогда переименовать в «Ус»?). ШарыповО переименовали в ЧерненкО, тоже, видимо, по созвучию. Было, говорят, предложение переименовать город с татарским названием Саратов в Суслов, дабы увековечить бессмертное имя бессрочного идеологического «вождя». Видно, «не дотянул» он до Саратова.

За что же товарищ Лубоцкий сподобился быть «увековеченным» частью своей партийной клички, какими корнями врос он в Сергиево-Посадскую землю? Ни-ка-ки-ми. Он, будучи в вечной ссылке, бежал и, находясь в вечных бегах по «заграницам», всего лишь год с небольшим был секретарём МК РКП(б), пока какие-то нехорошие левые эсеры не бросили в его кабинет бомбу в далёком 1919-м. Ну, похоронили героя на Красной площади, время такое было. Тогда бы, с горя по безвременно погибшему, и переименовать бы им какой-нибудь неблагозвучный Мухосранск в Лубоцк. Или – в Лубок. Не случилось. Кто же спохватился через 11 лет после гибели пламенного революционера переименовать тихий Сергиев Посад? Сталин ведь к тому времени, мягко говоря, не жаловал бывших пламенных революционеров и прочих старых большевиков.

(Заинтригованный своими же воспоминаниями, решил поискать конверт – сохранился ли? Перерыл всё. Не поверите. Нашёл! А в нём 10 рублей – червонец! Ценная, можно сказать, бумажка была. Была. Зачем-то я «заначил» её тогда. Теперь она бесценная. В смысле – не стоит ничего. Так просто и быстро обесцениваются ценности).

Памятник В.М.Загорскому на картинке, посвящённой 200-летию города, названного частью его клички, мне пришлось, конечно, нарисовать, причём, на переднем плане. Для этого я съездил в Загорск, нашёл через местных жителей этот бездарный памятник, неприметно стоявший в каком-то дворе, и сфотографировал его. Долго я искал что-нибудь ещё, чем, кроме Лавры, могут гордиться загорчане. Не нашёл. Но было непременное требование запечатлеть здание райкома и горкома партии. Оно же, кажется, и исполком. Слова понятны? Короче – надо нарисовать дом, являющийся средоточием Власти. Я возмущался, доказывал, что этот отвратительный кишкообразный бетонный сарай никак не компонуется, но начальство, выполняя требования вышестоящего начальства, было неумолимо. Что я мог поделать? Да и не было больше в городе ничего характерного или хотя бы интересного. Противовесом Лавре служил Храм искусств, то есть типовой Дом культуры с колоннами. Он хоть на что-то был похож.

Отсканировано с конверта

Когда я принёс готовую картинку (размер 7,3 x 10,5 см), меня похвалили, но сказали, что Лавры всё-таки много. И очень уж она светлая и праздничная. Надо её подпачкать, постарить, говоря по-»киношному». Тогда, мол, твоя половинка «властного» сарая выигрышно оттенится. И ещё надо, мол, убрать кресты с куполов. Ну, хорошо-хорошо, не убрать, не совсем убрать, а так нарисовать, как будто мы на них смотрим сбоку, так сказать, в профиль. Я отказался что-либо переделывать, сказал: «А, делайте, что хотите, только не ставьте мою фамилию». «Фамилию не ставить мы не можем», – был ответ. С тем и расстались.

Конверт вышел. Картинка даже в искалеченном виде выглядела симпатично и неожиданно – церквей на официальной полиграфической продукции не печатали. (Конверт со знаком почтовой оплаты – продукция, приравненная к денежным знакам).

Из Патриархии пришло благодарственное письмо.

– Видишь, как всё хорошо. А ты скандалил. Да, без крестов. Но напечатали же! Три миллиона экземпляров, между прочим, – тепло сказал мне главный художественный редактор ДИЭЗПО, прекрасный человек, умница и стратег Игорь Михайлович Милюков – отец кинорежиссёра Андрея Малюкова, кстати.

И городу всё-таки явно повезло. Что было бы, если б пламенный революционер, познакомившийся с Лениным в Женеве, придумал себе менее благозвучное «погоняло»?

Такое вот получилось отступление от темы. Впрочем, отступление ли? Так, врезка.

Вернусь к проблемам «Плюмбума».

Наши поиски подвели нас к пониманию того, что во всей нашей Необъятной есть только город Минск, который может нам как-то подойти. После войны в нем целыми остались три дома, и строили его заново как истинную Столицу Советской Белоруссии, и там есть одна улица, нет, конечно, проспект, и, конечно, Ленинский…