– Думай себе что хочешь. Ты не умрешь, если попытаешься прекратить пьянство.

Ева уехала, оставив мне напоследок несколько мыслей, которые следовало обдумать. Самая главная – то, что алкоголь и творчество несовместимы. Приходилось признать, что мои «подходы к странице» между бокалами становились всё короче. Кокаин давал мне ясность мысли, но заставлял повторяться. Белое вино мутило разум, а крепкий алкоголь быстро вырубал. Может, Ева права, подумала я. Может, мне стоит перестать пить. Не успела еще эта мысль толком оформиться, как уже заняла собой мой мозг и окружила меня со всех сторон.

– Попробуй все-таки не пить, – советовал мне новый хороший друг, композитор Юпитер Рэй. – Из-за спиртного у тебя дрожат руки. Из-за спиртного тебе все время плохо. Сделай перерыв хотя бы на неделю.

Неделя – это ведь совсем недолго? Это легко; конечно же, я смогу отказаться от алкоголя на целую неделю. Я сказала Юпитеру, что попробую, и действительно попробовала. Новая решимость придавала мне сил, я гордилась, что уже несколько дней пишу с совершенно ясной головой. Но на третий день я позвонила в Almor Liquor. Я же не алкоголик, если смогла сделать перерыв, так ведь?

В разгар личной катастрофы моя карьера журналиста снова понеслась на всех парах. Я вновь получила задания от New York и New West. Мои редакторы не врали, когда говорили, что, если мы с Мартином разбежимся, они смогут предлагать мне работу. Чередуя белое вино и кокаин, я умудрилась наваять три статьи. Посыпались письма от поклонников, и одно из них пришло от старого приятеля, знакомого по колледжу. «Вы та самая Джулия Кэмерон, которую я знал в Джорджтауне?» – спрашивал его автор. Письмо было подписано: «Эд Таул». Это имя я отлично помнила. В письме я нашла и номер, по которому можно было связаться, если б захотелось.

Высокий блондин, ослепительно умный и привлекательный, Эд Таул был Робертом Редфордом нашего курса. Разумеется, я не забыла его. Позвонила по номеру в письме и предложила встретиться за ужином. Эд упомянул шикарный ресторан в Венис-Бич. Я очень тщательно выбрала наряд для встречи.

– Аперитив? – поинтересовался Эд, даже не догадываясь, на какие неприятности нарывается. Я заказала маргариту. Потом вторую. Потом третью. Ужин превратился в мои пьяные откровения и сентиментальные воспоминания о нашей учебе в колледже. К концу ужина Эд не желал даже слышать о том, что я смогу нормально добраться до дома.

– Оставайся у меня, – предложил он. – Постелю тебе на диване.

Он не сказал: «Ты так упилась, что я бы к тебе и на пушечный выстрел не подошел», но посыл был ясен. Это был чистой воды отказ, а еще – забота о моей безопасности. Мы поехали домой к Эду, и я уснула у него на диване. Говорю «уснула», хотя на самом деле ночка выдалась та еще. Сначала я вырубилась, но через некоторое время очнулась – одна, в чужом незнакомом доме. Я по-прежнему была пьяна, но не настолько, чтобы не хотелось выпить еще. Эд спокойно спал наверху. Я вскарабкалась по лестнице. Позвала: «Эд!» Нет, он не хотел, чтобы я к нему присоединилась. Достаточно протрезвев, я сказала, что поеду домой.

Когда я вернулась, Кейт кормила ребенка завтраком. Впервые на ее памяти я не ночевала дома.

– Я не в курсе, помните ли вы об этом, но в десять у вас встреча по поводу написания песен, – проинформировала меня няня. Я открыла бутылку белого и не спеша потягивала свой «завтрак».

В десять часов приехал Джерри Франкель – сочинять песни вместе со мной. Это был высокий, с иголочки одетый выпускник Йеля, и он думал, что я обладаю лирическим талантом. Мы сели за работу, но в какой-то момент я внезапно отключилась. Как выяснилось, даже если медленно пить белое вино, это не спасает от приступов. Если добавить к алкоголю таблетки, которые мне прописал мой психиатр, лучше тоже не станет. На самом деле «Элвил» и вино – убийственное сочетание. Творчество вчистую проиграло борьбу с пьянством, и написание песен было задвинуто в дальний угол. Сказав, что я талантливая, но «совсем того», Джерри ушел еще до полудня.

Это была суббота, а значит, впереди меня ждали еще полтора дня выходных. Я была навеселе и продолжала пить. Тогда я реально могла учудить что угодно. Но в тот выходной, впервые за время, прошедшее с развода, Мартин вернулся в Лос-Анджелес и пожелал реализовать свое право на посещение ребенка – встретиться с Доменикой. Сарафанное радио уже донесло, что тот мой сон о них с Лайзой в шлюпке оказался пророческим. Шоу с Лайзой в главной роли теперь руководил другой режиссер, Гауэр Чэмпион. По слухам, он прибрал к рукам не только руководство мюзиклом, но и саму Лайзу. Может быть, теперь, когда Миннелли исчезла с горизонта, мы с Мартином могли бы помириться? Вдруг между нами еще остались чувства? По крайней мере, я всерьез на это рассчитывала, сидя в обнимку с бутылкой над нашим свадебным фотоальбомом.

– Приехал Мартин, – сообщила Кейт.

Отступила в сторону, и Скорсезе вошел в комнату.

Мартин был у меня дома, а я совершенно не в той форме, чтобы с ним видеться. Он терпеть не мог мое пьянство – и застал меня вдрызг надравшейся. Я умоляла его посмотреть наш свадебный альбом вместе, мы там такие счастливые, такие красивые… вот только я больше не выглядела ни красивой, ни счастливой.

– Думаю, мне пора, – отказался Мартин. – Это не очень-то хорошая идея.

– Мы были так счастливы.