Потом начались допросы. Нас, выведя со стоянки, уволокли в полицейский квадрат и сначала разместили в одной комнате. Спрашивали только Триш и Одира, словно меня и не было. И вопросы были странными:

– Курсант Хадсон, вы знали, что на территории академии распространялись запрещенные препараты?

– Знала!
– импульсивно отвечала Триш.
– Но это не...

– Отлично. Поставьте здесь свой отпечаток. Курсант Хадсон, вы знали, что в нелегальном клубе для отдыха «Ромарио» на тридцать шестой улице распространялись запрещенные препараты?

– Да они там постоянно распространяются!
– Триш и не скрывала назревающей истерики.
– Только ни я, ни мои друзья не...

– Вот здесь отпечаток. Спасибо.

– Курсант Одир, можно ли считать, что вы не сообщили о преступлении, которое вам было известно?

– Ну вы и повернули. Я как раз и собирался сообщить! Сегодня!

– Понятно. Удивительно ли, что все соучастники именно это и говорят? Поставьте тут отпечаток.

Дело дрянь, даже и думать нечего. Они заранее собирались нас закопать - они и закапывают. Я подала голос:

– У меня в кармане есть адрес! Мы вычислили сбытовую точку!

Один из допрашивающих наконец-то соизволил уделить мне внимание. Вынул бумажку из указанного кармана и кивнул. Однако сделал при этом неожиданный вывод:

– Ну вот. Все как обычно. Когда одного прижмешь, он начинает сдавать остальных. Вышлем туда рейд - проверим. Но уже задницей чую, что подозреваемая раскололась.

Я закрыла глаза, а Триш, не стесняясь, завыла. Мы обречены. На самом деле, перевертышей в том месте уже не должно быть. Если сдали нас именно они, то сразу же и переехали. Но нам троим это уже ничем не поможет.

Женщина-полицейская, которая до сих пор молча сидела за столом, вдруг спросила:

– А может ли быть такое, что Дая Джисс угрожала этим двоим? Вряд ли она одна это проворачивала, там целая преступная сеть. Так что и угроза физической расправы не иллюзорная...

Офицер недовольно на нее цыкнул. Похоже, что она озвучила то, что нельзя было произносить вслух, и я за это сразу зацепилась - от бесконечной безнадеги, что самой мне все равно не выпутаться, так зачем тащить за собой остальных:

– Да! Я им угрожала!

Одир пытался остановить, забубнил что-то, но я вскочила на ноги и заорала в полную глотку:

– Я угрожала курсантам Вейру и Хадсон! Чтобы они молчали! Куда поставить отпечаток?!

– Сядь на место!
– подлетел ко мне офицер.

– Куда поставить отпечаток?!
– кричала я ему в лицо.

Эти показания они у меня приняли - чистосердечное признание нельзя не принять. Потом увели в малюсенькую камеру, сняли наручники и наконец-то оставили одну. Только тогда я позволила себе разреветься. Ведь даже не знала, освободили ли друзей. Если они сами не сглупили, то должны освободить... А я... я могла только реветь в серую подушку.

Успокоилась, когда уже светало - через узкое окно под потолком было видно. И поклялась себе, что буду умолять о распределении в военное и разведывательное управление. Ни за что не стану работать в полиции, не хочу быть частью этой идиотской системы наведения порядка... И сразу расхохоталась - зло, нервно. О каком распределении я вообще думаю? Мне дадут лет двадцать, а потом и всякая карьера в силовых органах будет перекрыта.

Глава 9

Я никогда не считала себя слабачкой - не было для этого оснований. Но сейчас меня будто разорвали на несколько частей и бросили гнить. Надзирательница выводила меня в общую столовую, потом возвращала в камеру, она не грубила, даже, наоборот, совершенно ровным голосом давала советы:

– До решения комиссии ты будешь оставаться в одиночке, это ненадолго. Новички часто боятся общих камер, но потом привыкают. Человеческое общение многого стоит - посидишь, поймешь. Тогда же сможешь посещать библиотеку или спортивный зал. Если столкнешься с сексуальными домогательствами работников, то не слушай их угроз - на ближайшем же допросе требуй письменного заявления. За подобное у нас наказывают строго. В случае угроз от других заключенных делай то же самое. Но от заключенных подобного почти и не случается. Все здесь в одной лодке, как в древности говорили. А мелкие конфликты - так они бывают и не в тюремных квадратах. Если же сама начнешь провоцировать потасовки - тебе и достанется. Здесь видеонаблюдение в любой точке, за малейшее нарушение дисциплины не только физическое наказание, но и удлинение срока пребывания. Служим во имя порядка, а здесь эпицентр порядка. Все ясно?

Я кивнула. Она, судя по всему, была хорошим человеком. Скорее всего, способным на жестокость, но не применяющим эту жестокость без надобности. Особо опасные преступники, как и все оборотни, содержались в другом квадрате. А здесь, насколько я поняла, сидели или пока только обвиняемые, как я, или виновные в мелких правонарушениях. Когда мою вину докажут - а в этом уже сомнений не оставалось, то меня могут здесь и не оставить: торговля психотропами не приравнивается к убийствам и изнасилованиям, но торговля психотропами на территории государственного учреждения, к которым академия военно-полицейских сил относилась в самую первую очередь, - это уже совсем другая песня.