– Сын мой, я должен тебе кое-в-чем признаться. В том, что серебро не дает тебе пользоваться магией, виноват я. Когда ты родился, я не только составил твой гороскоп, но и использовал все чары, какие знал, чтобы увидеть твое будущее. И можешь представить себе мой ужас, когда все виды прогнозов предвещали, что серебро означает опасность или смерть для тебя, – папа замолчал, барабаня пальцами по таблицам гороскопа и с отсутствующим видом глядя в стену. – Аржан, – задумчиво произнес он. – Аржан в переводе с французского означает «серебро». Неужели я понял неправильно? – он с грустью снова собрался с духом. – Что ж, теперь слишком поздно предпринимать что-либо по этому поводу. Я могу только предупредить тебя не иметь ничего общего с твоим дядей Тенни.

– Но почему это твоя вина? – спросил Кристофер, чувствуя себя ужасно неуютно из-за того, в каком направлении развивались папины мысли.

– Судьбу не обманешь, – ответил папа, – мне следовало это знать. Я наложил самые могущественные чары и вложил все свои силы, чтобы нейтрализовать воздействие серебра на тебя. Серебро – любой контакт с серебром – похоже, немедленно превращает тебя в обычного человека без малейшего магического дара. И теперь я вижу, что в этом заключается своя опасность. Я так понимаю, ты можешь пользоваться магией, когда не касаешься серебра?

Кристофер устало засмеялся:

– О, да. Как что угодно другое.

Папа немного просветлел:

– Какое облегчение. Значит, моя жертва была не напрасна. Как ты знаешь, Кристофер, я ужасно глупо потерял деньги твоей мамы и свои собственные, вложив их туда, куда, как мне казалось, велят мои гороскопы, – он грустно покачал головой. – Гороскопы каверзны, особенно с деньгами. Как бы то ни было, со мной покончено. Я считаю себя неудачником. У меня остался один смысл в жизни: ты, сын мой. Если я и познаю успех – я познаю его через тебя.

Если бы Кристофер не устал так сильно, он нашел бы папины слова решительно неуютными. Даже сквозь усталость он почувствовал раздражение из-за папиных ожиданий, что он будет жить для него, а не для самого себя. «Будет ли честно использовать магию, чтобы стать знаменитым игроком в крикет?» – подумал Кристофер. Можно отправить мяч, куда угодно. Посчитает ли папа это успехом? Он прекрасно знал, что нет. К этому времени его глаза закрывались сами по себе, и он клевал носом. Когда папа отправил его в постель, Кристофер упал на бренчащий матрас и заснул, как убитый. Он собирался – честно собирался – отправиться в Место Между и рассказать Такрою обо всем случившемся, но то ли он слишком устал, то ли слишком боялся, что папа узнает. Какова бы ни была причина, в ту ночь он не видел снов вообще – никаких.

Следующие три недели доктор Посан так много заставлял Кристофера работать над восстановлением дома, что по вечерам он падал в кровать, слишком истощенный, чтобы видеть сны. По утрам доктор Посан ждал Кристофера в холле, сидя в кресле.

– За работу, Чант! – гавкал он.

Кристофер приобрел привычку отвечать:

– Серьезно, сэр? Я думал, мы будем прохлаждаться, как вчера.

Странно, но доктор Посан нисколько не возражал против подобных комментариев. Привыкнув к нему, Кристофер обнаружил, что доктору Посану нравится, когда ему сопротивляются, а обнаружив это, Кристофер понял, что на самом деле не ненавидит доктора Посана – разве что так, как можно ненавидеть сильную грозу, в эпицентр которой вам случилось попасть. Кристофер понял, что ему нравится восстанавливать дом, хотя, возможно, на самом деле ему нравилось творить магию, которая действительно что-то делала. Все используемые им чары имели реальное применение. И они были куда интереснее, чем те глупости, которые он пытался выучить в школе. А тяжелая работа переносилась гораздо легче благодаря тому, что Кристофер мог говорить доктору Посану такие вещи, за которые школьные учителя открутили бы ему уши и пригрозили бы побить розгами за наглость.

– Чант! – вопил доктор Посан из своего кресла в центре лужайки. – Чант! Колпаки дымовых труб изогнуты.

Кристофер, дрожа на ветру, балансировал на черепице крыши. В тот день шел дождь, так что одновременно с работой ему приходилось поддерживать укрывающие чары для крыши и для лужайки. И он уже четыре раза выпрямлял дымоходы.

– Да, сэр, конечно, сэр! – крикнул он в ответ. – Хотите, чтобы они стали золотыми, сэр?

– Брось это, иначе я заставлю тебя так и сделать! – рявкнул доктор Посан.

Придя чинить комнату матери доктора Посана, Кристофер совершил ошибку, попытавшись обращаться со старой миссис Посан точно так же. Довольная и спокойная, она сидела в кровати, засыпанной штукатуркой с потолка, и вязала что-то длинное и полосатое.

– Я спасла зеркало, дитя, – с приятной улыбкой заметила она, – но это всё, на что я способна. Будь добр, сначала почини ночной горшок, и считай, что тебе повезло, дитя, что им не пользовались. Ты найдешь его под кроватью.

Кристофер выудил три разбитых куска, оставшихся от горшка, и принялся за работу.

– Сделай его прямым, – велела миссис Посан, стуча вязальными спицами. – Убедись, что ручка не погнулась, а золотой ободок по верху идет ровно. Пожалуйста, не оставляй никаких неудобных выступов или неприглядных выпуклостей, дитя.

Ее мягкий приятный голос всё время перебивал чары. В конце концов, Кристофер раздраженно спросил:

– Может, хотите, чтобы он был усыпан бриллиантами? Или просто букетик роз на дне?

– Спасибо, дитя, – ответила миссис Посан. – Букетик роз, пожалуйста. Думаю, это очаровательная идея.