– Вряд ли, - засомневалась я, наклоняясь и прислушиваясь.
– Дышит. Куда его теперь девать? Может, добьём?

– А труп куда?
– резонно заметила сестра.
– Слушай, в конце коридора глухая лестница. В смысле, черная, и такая старая, что там половина ступеней обрушилась, а ведет она в никуда, просто глухой отнорок. Давай мы его туда... того? И самогонкой обольем, если найдут - решат, что надрался и сам упал. И словам его не поверят, а он сам, может, ничего толком не вспомнит.

Идея мне понравилась. Вот только лоб у парня оказался гораздо крепче, чем я рассчитывала, и он попытался открыть разъезжающиеся в разные стороны глаза как раз в тот момент, когда мы с Гюрзой за руки, за ноги волокли его к месту “упокоения”.

Я тащила похабника за плечи, и он, получается, очнулся практически в раю. То есть, носом мне в девичью грудь.

– Какие си-иськи...
– пробормотал этот смертник.
– Какая баба-а...

– Тьфу, греховодник!
– я удачно ввернула любимое Мамафимино словечко и с облегчением разжала руки. Прямо над темным провалом старой лестницы.

Карл:

Новая дверь “Придонья” разлетелась с полпинка, как и прошлая, и позапрошлая. Эти приколисты почему-то никак не могут подобрать створку под мой размах. Да и вообще “Придонье” плохо меня выдерживает. Хозяева меня не любят, хозяева хозяев - тоже. Зато завсегдатаи меня обожают. Вот ради них сюда и хожу. Хотя нет.

Ради себя, конечно.

Я обвёл взглядом провонявший отбросами сумрачный зал, дождался, когда меня заметят, особенно главный, и, ухмыльнувшись в лицо бугаю за барной стойкой, рявкнул:

– Всем бухи! За мой счёт!

Га! Одна фраза - а эффект, как у шумовой гранаты. Грохот опрокинутых чурбаков-табуретов, недоверчивые возгласы и всеобщий вопль восторга. Я выжидал чего-нибудь необычного. Мало ли, ждут меня тут с распростертыми объятиями заговоренных капканов. Нет, всё как всегда, можно смело заходить и радоваться жизни.

Вообще-то я не боюсь проблем. Напротив! Я их обожаю!

Проблемы в этом занюханном диком мирке - единственное, ради чего я его вообще терплю. Без них от скуки можно шлюзы разгерметизировать. Жаль только, все уже в курсе, и ни одна харя в этой дыре больше драться со мной не хочет. Трусы вакуумные.

– Всем выпивки, - повторил я тише, скорее для себя, чем для других. Один хрен кулаки не почесать, значит, пусть под ногами не путаются.

Местное общество опустившихся выпивох едва наскребает на поддавон, моя щедрость им настолько в жилу, что по пьяни они за меня будут горой, если натравить грамотно. Тоже развлечение.

Вдохнув напоследок чистый воздух сельвы, я шагнул в смрад “Придонья”. Всегда удивлялся, насколько точное название дали этой дыре. Заведение приткнулось под городом на последнем нежилом ярусе, море джунглей практически лижет пятки местным обитателям. А иногда на ярус заползает... всякое. И тогда становится худо. “Чистая” публика из верхних тут не появляется, только полные отморозки или отбросы.

Морщась от неизбежных похлопываний и заверений в вечной преданности и дружбе, я прошёл к полюбившемуся столику, за которым, вот досада, уже сидели. Кажись, новенькие. Морды я не узнал. Да и не собирался. Взял двух упившихся щенков за шкирки и без изысков выкинул в проход. Ребята, без обид, но это моё место.

– Выпить!
– махнул я хозяину, краем глаза косясь на зарычавших и перекинувшихся волчат. Явно новенькие. Может... а, нет. На один раз зубом щелкнуть, слишком скучно.

– Кто уймёт этих ненаглядных, с меня вторая порция!
– объявил я, с удовольствием наблюдая, как толпа за столиками взревела, будто море отхлынула от берега и настоящим цунами захлестнула волчат.

– Карл, ты что творишь?
– зашипели над ухом.
– Опять Ушастому потом мебель заново чинить?

– Вот только без нравоучений, - отмахнулся я, глядя как щенков пинают и выпроваживают, - разве же это мордобой? Ничего с твоей мебелью не случится.

– С-с-с-с...

За мой столик опустился щуплый гадёныш, что в любую щель влезет. Не зря у него вторая ипостась змейская. В другой жизни я бы таким побрезговал, но на то она и другая жизнь, почти забытая. Я клацнул зубами, представив, что между ними кое-чьё змейское горло. Сразу настроение поднялось, и я залпом отпил из кружки, грюкнутой передо мной хозяином с исключительной злобой.

– Яд подмешал?
– поинтересовался я у гада, сглатывая пойло, огненным комком рухнувшее в желудок.

– С-с-с! На тебя, сволочь, только ценный продукт зря переводить!
– искренне возмутился Питон.

– Мог бы и не жадничать, - пожал я плечами.
– С ядом вкуснее.

Допил пойло в три глотка и недовольно сморщился. Определённо, мне мало.

– Хозяин! Бочку тащи! И им, и мне персональную!
– я намерен напиться до поросячьих бабочек, споив заодно все дно.

Увижу космос в алмазах и хоть на час забуду, что это я и только я во всём виноват. В их смерти...

Первые три кружки почти чистого спирта с сивушной вонягой - залпом, чем быстрее, тем лучше. На четвёртой вкусовое восприятие меняется, пойло начинает казаться вполне приятной выпивкой, да и “Придонье” перестаёт ощущаться выгребной ямой. Бар как бар, недурственный. Да, именно после четвёртой можно перестать хлебать и начать тянуть и наслаждаться происходящим.