– Я дура. Боги, какая я дура... – Хизер ткнулась лицом в ладони и все же разревелась.

– Слава духам, – выдохнул Коннор. – А вот это я рад слышать! Ну, то есть, не это, но... – индеец смутился, не зная, что делать, и тут его озарила мысль. – В вашем времени из лука стреляют?

– Ага... Спортсмены... – проревела девушка.

– Дать пострелять? – с надеждой в голосе спросил ассасин. – Некоторым помогает.

– Коннор... ты безнадежен, – Хизер хихикнула сквозь слезы. – Завтра. Я задолбалась.

На поместье опустилась тяжелая, душная, пропитанная запахами ночь.

====== Обреченность ======

Утро пришло и принесло желание содрать с себя кожу: да, постельные клопы были. Да, они жрали хуже москитов. И это было только начало.

– Боже, я надеялась, что проснусь и я дома! – взвыла Хизер. А затем поняла, отчего же она пробудилась.

У нее трещала голова больше, чем чесалось тело. Где-то на крыше задорно матерился Коннор. Кажется, он тоже решил, что вчера ему все только приснилось.

Рассветное солнце глумливо светило в окно, говоря о том, что только что наступило раннее утро. Очень раннее.

– Он еще и встает ни свет ни заря, – проворчала Хизер. – Маньяк! – рявкнула она, сползая с адского ложа и натягивая штаны. Пожалуй, спать стоило не снимая оных.

– Доброе утро, – приветствие было явно выдавлено сквозь зубы. Добрым для Радунхагейду начало нового дня не было категорически.

Справившись с одеждой, девушка оценила, что штаны на ней стали слегка болтаться. Видимо, вчерашний поход и последствия ужина не прошли даром.

– Да я так фотомоделью стану, – то ли с удовольствием, то ли с ужасом сообщила Хизер самой себе. Хотя ударные тренировки тоже ни к чему хорошему женщин не приводят.

– Будь добра, спустись, – донеслось из приоткрытого окна. – Я хочу спрыгнуть.

– Зашибись. – Хизер осторожно, шаг за шагом, сползла по лестнице, опасаясь ступить за заветную черту.

Как только она шагнула с последней ступеньки, раздался глухой удар и хруст веток. Озадаченная, Хизер приоткрыла дверь и выглянула на улицу.

Из кучи елового лапника выпрыгнул недовольный ассасин.

– Зарядка? – поинтересовалась девушка. Взгляд индейца стал еще более недовольным и грозил прожечь в вынужденной соседке дыру. – Завтракать? – предположил объект недовольства и почти испуганно заткнулся.

Как вчера выяснилось из разговора, готовить ей здесь не стоило. А то одним поместьем станет меньше. Готовить на открытом огне гостье из будущего приходилось всего пару раз, в походах, и то без отравившихся не обошлось. В итоге шансы получить пожар в результате кулинарных экспериментов были очень высоки.

Диета “отсталые века” продолжалась.

– Сегодня идем на охоту, – мрачно сообщил за завтраком неразговорчивый собеседник.

Хизер с грохотом уронила ложку на пол и опасливо уточнила:

– Куда?

– На охоту, – терпеливо повторил Коннор.

– Я не умею. У нас на охоту ходят только в магазин, – предупредила девушка, поднимая ложку и стряхивая с нее ошметок чьего-то пера.

– Научишься. Выбора у тебя нет. – Индеец подхватил тарелку и куда-то ее поволок, скорее всего, мыть.

– А на кого? – жалобно поинтересовалась жертва шутки предтеч. Про охоту она знала немного, но и этого хватило, чтоб ужаснуться. Зверюшек девушка любила, но предпочитала делать это на расстоянии, а желательно вообще на фотографиях или хотя бы в клетках, за ограждением. Особенно дело касалось тех животных, что имели когти, зубы и дурной характер.

– Олень, вапити, енот, бобер, волк, рысь, пума... – послышалось привычное перечисление. Зайцы были самым безобидным. – Медведь тоже может подвернуться.

– Мужчина, я вас боюсь, – страшным голосом сообщила Хизер, да так, что Коннор с интересом глянул на нее через плечо.

– А в машину лезть не боялась?

– Уел.

Хизер подошла со своей тарелкой и уставилась на наполненную водой кадку, которая показалась девушке орудием пыток в сравнении с привычной раковиной. Но освоившись с кухонным инвентарем, Хизер решила, что не так уж все и плохо. Научиться можно многому.

Это опять было ошибочным суждением. В следующий час Коннор нагрузил ее неудобным подобием рюкзака, кинжалом, странной конструкции пистолетом, коробкой с иглами, которую посоветовал без него не открывать, мотками веревок с какими-то отвесами, топориком и луком со стрелами. Сказать, что это было тяжеловато – значит промолчать. Последним штрихом была клевета в адрес одежды девушки.